— Не знаю… — та помолчала, задумалась. — Мне кажется, бабушка… Она мне накануне во сне так хитро улыбалась! Как будто хотела сказать, что бояться нечего, все наладится. Вот и наладилось! И Наташкин долг отдали, и аренду за два года вперед уплатили, и на счету теперь деньги есть. Прямо, как в сказке! Вот только Марк Николаевич…
— Ничего, выкарабкается, — заверила её Маня. — У него же только микроинфаркт, в два счета на ноги встанет…
— Только бы больше никаких передряг не было. Кто ж знал, что у него сердце больное…
— Без передряг в театре не обойтись. А сердце ему подлечат, будет как новенькое! Надо нам его поберечь…
— Ага. А знаешь… — Аля улыбнулась в темноте. — Мне, кажется, очень Илья нравится.
— Кажется или точно нравится? — хихикнула Маня.
— Ой, Мань, я, похоже, жутко влюбилась!
— Слава Богу! Давно пора… — Маня поплотней закуталась в одеяло и вдруг резко села в кровати. — Аль, сегодня ж седьмое!
— Ну да, седьмое… А что?
— А то, что сегодня все кончилось. Ну, вся эта история. В ней как бы точка поставлена: Марка выписали из больницы, Наташка призналась, что ей о картах теперь даже думать противно…
— Ну и что?
— А то, что началась она тоже седьмого. На Рождество! Помнишь, как мы на тебя тогда обвалились? Вечер сокол вечер ясен сыры боры, сыры боры, сыры боры облетал… — напела она. — Семерка сыграла!
— А тройка? — Аля тоже подскочила в постели.
— Тройка? — Маня наморщила лоб — Мы прятались трижды!
— Как это?
— В первый раз я за зеркалом, когда пришел Николай Валерианович и я узнала, что с Наташкой, так?
— Так…
— Второй — когда ты побежала за моим лемурчиком и спряталась в гнезде, услыхав, что идут Алена с Гариком, так?
— Да…
— И третий — Наташка, когда пришла в парике и красном платье: ведь её никто не узнал, она была как бы в маске…
— Личина… — догадалась Аля. — То, что скрывает настоящее лицо, лик!
— Точно! И когда она, как во сне, пошла прямо к сцене, и Алена вдруг узнала её отражение в зеркале, это её так потрясло…
— Глупости! С чего б это вдруг Алена так потряслась при виде Наташки… не такая уж она слабонервная! Нет, она увидела что-то другое…
— Но что?
— А вот этого мы никогда не узнаем…
— Тройка, семерка… туз, — засыпая, прошептала Маша.
* * *
Алена лежит в больнице имени Корсакова, в сорок второй палате. Гарик ушел из студии. Николай Валерианович согласился помочь Далецкому: подумывали о постановке Булгакова. Комиссия, расследовавшая происшедшее, ни к какому выводу не пришла: предположили, что актриса по чистой случайности разбила зеркало, когда вырубили свет из-за неполадок в сети.
