Она подняла книжку, отряхнула, раскрыла… та была совсем новая, телефонов раз-два — и обчелся. На первом листочке, где ещё нет разбивки по буквам, круглым четким почерком было написано: "Боишься — не делай, делаешь — не бойся!" И ни имени владелицы, ни адреса — ничего…
"Она просила о помощи! — лихорадочно думала Аля, спеша в аптеку. — Да, что там просила — она вопила, кричала, и крик этот предназначался мне ведь я одна была на всей улице… Как же быть, как ей помочь… её, наверно, похитили! Сейчас это на каждом шагу случается — вон, во всех газетах пишут. Что же делать-то? Может, в милицию… Я даже номера этой машины не запомнила — та мелькнула и все — поминай как звали. Ой, что же делать?!"
Она купила лекарство и, перепрыгивая через лужи, кинулась к дому. И тут повалил густой снег, медлительный, невесомый, пушистый. Он падал, как зачарованный, и город, подчиняясь его неспешному ритму, тоже стал будто зачарован. Загадочный, расплывчатый, зыбкий, он плыл сквозь снежную пелену в иную реальность. Это было похоже на театральные декорации — такое Аля однажды видела в Большом театре в балете "Щелкунчик". Там тоже падал снег вот как сейчас, медленный, завораживающий, и под этими волшебными белыми хлопьями спешили гости праздновать Рождество… Да, ведь теперь Рождество, святки, — вспомнила она, и внутри вдруг как будто какой-то фонарик зажегся. И предвкушение чего-то важного, каких-то удивительных событий и перемен разом смыло с души хмурость и грусть. Аля вдруг поняла, что ей послан знак, предупреждение: готовься! Но к чему?
Мама была в коридоре — взобралась на стремянку и перекладывала на антресолях какие-то узлы и коробки.
— А, ты пришла? — обрадовалась она. — Аль, помоги мне, только тихонечко: папа спит. Намаялся, бедный, всю ночь над чертежами сидел. Вот, держи, только осторожно — не разбей… — она передала Але на руки что-то большое, плоское, завернутое в старое покрывало.
— Ой, какая штука тяжелая! — Аля едва не грохнулась, взяв у мамы из рук непонятный предмет — он её чуть не перевесил. — Мам, а что это?
— Зеркало. Поставь к стене. Вот так, хорошо. А теперь вот это держи!
Старые Алины санки. Разобранные части манежа. Коляска… На антресолях пряталось её детство, разобранное по частям. В глазах защипало.
"Не вздумай реветь, дура сентиментальная!" — рассердилась она на себя.
— Ну вот, вроде и все, — мама осмотрела антресоли, захлопнула дверцы и стала спускаться. — Лешке пора уж перебираться в манеж. Панадол принесла? Вот умница! Дадим ему ложечку панадола, сразу станет легче. О-о-ох! Надо кофейку выпить. Не хочешь?
