– Как вы там живёте?
– Да ничего живём. Серёжа устроился на работу, помощником коммерческого директора. Зарплата приличная. Приедем, будем снимать квартиру, а то от этой общаги уже тошнит – там одни чёрные живут. Так сказать, афроамериканцы. Я тоже скоро пойду на работу.
– Слушайте, а можно я к вам через полгодика приеду? У меня как раз перерыв между съёмками. Или вы актрис интересного жанра не хотите видеть в своём доме?
Катя посмотрела на Сергея, а он, в свою очередь, на Тоню.
– Я не против, только мы заняты целыми днями, сама там будешь.
– Да вы мне особо и не нужны. Я Париж хочу посмотреть, да и дельце там у меня небольшое есть. Обузой не буду, деньги у меня есть. Пришлёте приглашение?
– Хорошо, сестричка, приезжай. Там и поговорим. А сейчас я пошла собираться.
– А я пойду посплю. Кать, ты бы сгоняла, где-то купила на вечер вискарика или текилу, а то пить это пойло уже не могу.
Вечером собрались близкие знакомые. Посидели немного и разошлись. Мама пошла спать, а молодёжь продолжила веселье. Поминками это было трудно назвать, так как много смеялись и шутили. Отца вспомнили только один раз, и то мимолётно, невзначай. Засиделись допоздна. Утром позавтракали и поехали в аэропорт. Через два часа каждый летел в свою сторону, со своими мыслями. Катя думала о том, как она обставит квартиру. Тоня думала о скорой поездке в Париж. Сергей думал и о Тоне, и о Кате. Причем мысли были очень сумбурные и непонятные. Только одно удивляло его. Он сам себя ловил на мысли, что ему было абсолютно всё равно, чем занимается Тоня. И даже при воспоминании о том видео его не охватывало отвращение к этому человеку. Наоборот, она оказалась вполне нормальным человеком, приятным в общении. А что до её работы – так ведь это работа. Кто-то чистит туалеты, кто-то выносит «утки» из-под больных, кто-то лечит геморрой, ковыряясь в задницах… Так он думал и в конце полёта уже сам себя переубедил в том, что порноактриса не самый худший вариант, тем более что там хорошо платят. А это, как ни парадоксально, очень важный, если не самый главный аргумент.
И при размышлении об этом ничего ему его сердце не подсказало. А ведь именно в это время в страшных муках в далёком монастыре умирала его мать. Умирала долго и громко. От боли она сорвала голос, и уже в изнеможении не кричала, а хрипела с выкатившими от боли глазами. И в этих муках она думала только о нём, о своём любимом Серёженьке. Перед глазами пролетело всё: и тяжёлые роды, и кормление грудью, и воспаление лёгких, когда она чуть не сошла с ума. Вспоминалось всё до мельчайших подробностей. Никого никогда она больше него не любила. И даже то, что он её не ослушался, не приехал ещё раз забрать, – а она бы уже согласилась, – не могло изменить её чувства к нему. В последнем вздохе, с полными от слёз глазами она прошептала только одно: «Серёженька, мой любимый сынок, прощай!»
