Я обратила внимание, что кроме гнусавости он еще и слегка картавит. От этого слова со сложными сочетаниями звуков выходили какими-то размытыми. Не ростбиф, а «уйостбиф», не сердце, а «сеуйдце». Да, господин Радукевич просто полон достоинств. Надеюсь, хоть память у него не подкачала. Все-таки мне нужно выяснить, что именно говорил ему Губанов по поводу поиска вора. Но для начала поинтересуемся успехами полиции. Вежливо улыбаясь, я спросила у Радукевича:
– Егор сказал, вы должны были заехать в полицию. Удалось что-то узнать?
– Егор сказал… – Радукевич снова поморщился. – И когда только все успевает?
Под недовольным взглядом друга Потоцкий смутился, попытался было оправдаться, но предпочел промолчать. Радукевич же, по всей видимости, отвечать на мой вопрос вовсе не собирался. По крайней мере, до тех пор, пока не расправится с ужином.
– А вот и наш заказ, – при виде приближающегося официанта Радукевич оживился. – Предлагаю вначале насладиться пищей, а уж потом обсуждать дела насущные.
Это был явно не вопрос и даже не предложение, как сам Радукевич его представил. Это был уверенный приказ. Официант, принесший поднос с едой, раболепно склонился в почтительном поклоне перед Радукевичем, ожидая дальнейших указаний. Тот властным голосом отослал его восвояси. Официант беззвучно испарился.
После этого за столом завязалась беседа. Непринужденной ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Радукевич оказался истинным гурманом. И, как большинство гурманов, предпочитал не смешивать деловые беседы и прием пищи. Поэтому за ужином мы о делах не говорили. Зато обо всем остальном вести беседу не возбранялось. Что мы только не обсудили! И ситуацию на Ближнем Востоке. И состояние автомобильного рынка. И изменение климатических условий на Крайнем Севере. И недовольство коренных жителей Шотландии политикой правительства. И преимущества тростникового сахара перед свекольным. И прочее, и прочее, и прочее.
Естественно, в основном говорил Потоцкий. Я время от времени разбавляла его монологи репликами типа «Правда?» или «Ну надо же!». Радукевич же за время ужина едва ли пару фраз из себя выдавил, предпочитая наслаждаться деликатесами молча. На ужин ушел целый час, к концу которого я буквально изнемогала от нетерпения и все возрастающего раздражения. Но, насколько я могла судить, недовольство сложившимися обстоятельствами испытывала только я. Ни Радукевич, ни Потоцкий переходить к серьезным темам не спешили.
