Тэмуджин. Книга 3 | страница 2



В эту же пору в монгольской степи развелось особенно много волков. Огромными стаями по полусотне и более голов, ведомые чудовищных размеров, как рассказывали видевшие, с кобылу ростом – вожаками, они рыскали всюду и нападали на скот. Безудержно резвясь и утоляя звериный свой голод, они рвали коров и лошадей, оставляя после кровавых пиров недоеденные туши. Звериные объедки подбирали рабы и харачу, с корзинами и мешками бредя по степи, тащили в свои юрты, чтобы накормить голодных детей.

После первых потерь от волчьих нападок курени стали выставлять воинские отряды в караулы – целыми сотнями. Днями и ночами те находились при стадах, оцепив их со всех сторон, свистящими стрелами встречая звериные полчища.

Пора выдалась хлопотная, казалось бы, всем сейчас не до войны, но все понимали, что вражда между южными и северными родами, раз уже омытая кровью, так просто не закончится, исподволь готовились к новым событиям.

– Войны не миновать, – уверенно говорили старики, – волков много развелось, а это самая верная примета.

Керуленские рода, раньше нечасто объединявшиеся между собой и предпочитавшие в мирное время жить каждый своей головой, теперь, волей-неволей, стали прощупывать между собой связи. Зачастили между родами гонцы и посольства. Больше всего они стремились сблизиться с отважными джадаранами, которые раз уже дали отпор борджигинам и всем показали свою силу.

Вожди южных родов частенько стали приезжать в джадаранский курень – встречались там, договаривались на случай войны, подсчитывали общие силы. Решимости им придавало и то, что на джадаранских землях стояло сильное войско Есугея, да к ним же прибивались еще генигесы – те самые, которых во время летнего отступления на Ононе Таргудай бросил на «съедение» онгутам, а те, не имея иного выхода, перешли на сторону пришельцев.

Народ – и с той, и с другой стороны – почувствовав, что прежние беззаботные времена миновали и теперь в любой день может нагрянуть буря большой войны, притих в тревожном выжидании. И по Онону, и по Керулену курени замерли в тоскливой тишине и даже важные осенние тайлганы проходили без былого шума и веселья, без пиров и гуляний, лишь богам приносили обильные жертвы, собираясь на западных и восточных окраинах, и тут же расходились по айлам, и вновь застывала все та же гнетущая, выжидающая тишина. В этот год почти не было свадеб (обычно они приходились на осеннюю молочную пору), да и те немногие семьи, которые решались исполнить прежде заключенный сговор, проводили все быстро, наспех – лишь бы свершить обряды.