– Ха-ха-ха-ха!!! – едва не валились со смеху нойоны. – Очень верно ты говоришь!
Хутхут, поднимая указательный палец, говорил им:
– Только потом не забудьте про эту мою подсказку вам, не прогоните со своей земли.
– Да мы тебя сами никуда не отпустим, – кричали ему в ответ. – Твоя голова нам и потом пригодится.
– Лучшими пастбищами поделимся, – уверяли его, – теперь ты можешь на нас рассчитывать…
Хитрый хурхут улыбался, счастливо оглядываясь вокруг.
Джамуха сидел в малой юрте один. Низко свесив голову, опустив плечи, он исподлобья смотрел в очаг. Огонь еле теплился, тягучие синие язычки, тускло светясь, напоследок перемигивались над углями.
Становилось холодно. Рядом с очагом стояла полная корзина аргала, стоило протянуть руку и подбросить в огонь, чтобы вновь раздулось жаркое пламя, но Джамуха не шевелился. Застывшими глазами смотрел он на гаснущие угольки, не замечая, как с него сползал овчинный дэгэл, холодом одевало плечи в тонкой замшевой рубахе…
Девять дней назад, когда умер отец, Джамуху охватила какая-то непонятная душевная болезнь. Будто деревянными обручами обхватило ему нутро, отбило разум и несколько дней ходил он как в смутном, полузабытом сне.
Болезнь позже отступила, но за эти дни она вывернула и скрутила ему душу – прежде легкую, открытую – заставила ужаться, словно сырую баранью шкуру в летний зной, и теперь смотрел он вокруг боязливым, затравленным взглядом.
* * *
В тот день он ранним утром уехал вместе со сверстниками в степь поохотиться на дзеренов и вернулся в курень лишь перед вечером. В сумерках подъезжая к своему айлу, он увидел, как возле их юрт густой толпой собирается народ. Люди шли со всех сторон, стояли кучками, тихо переговаривались между собой.
Среди невнятного гомона он скорее чутьем, чем слухом, уловил:
– Хара Хадан умер!
Еще не осознавая до конца услышанного, он ворвался в свой айл на недавно объезженном жеребце, расталкивая народ. Двое или трое перед ним упали, сбитые с ног, едва не попав под копыта.
Спрыгнув с седла, он вбежал в большую юрту и увидел бездыханого отца, с застывшим лицом лежащего на своей кровати. Вокруг в безмолвии сидели домочадцы. И в этот миг Джамуху вдруг пронзила резкая, нестерпимая боль в голове. Он упал, теряя память, и бился головой об землю; изо рта его, как потом рассказывали ему, обильным потоком шла пена.
Когда его привели в чувство, боль в голове понемногу утихла, однако болезнь перешла в другое место – сильно заныло в груди; казалось ему, будто там порвалась какая-то жила. В глазах словно померк свет, все стало серо и тускло, исчезли все цвета и мир покрылся мертвой тоской. До этого веселый, словоохотливый, теперь он ни на кого не смотрел, ни с кем не разговаривал, на слова домашних отвечал глухим молчанием.
