– Не бойся, мать, – Тэмуджин взглянул на нее и глаза его снова помягчели, блеснули прежним детским теплом. – Я не уйду от вас.
У Оэлун отлегло от сердца, и от радости она не сразу осознала то, что Тэмуджин сам проник в ее мысли и прочитал их, как будто увидел в архи, как это делают шаманы. Позже, когда она опомнилась и до ее сознания дошло это, она с изумлением и страхом оглянулась на него и хотела спросить, как это у него получилось, но тот снова ушел в свои мысли, неподвижно восседая на войлоке, выпрямив спину, с каменным лицом глядел перед собой.
Хасар прятал тоску за своим задиристым нравом, чаще стал заводить драки со сверстниками и всякий раз приходил то с синяком под глазом, то с распухшими губами. И еще он стал часто повторять неведомо где услышанные слова о том, что отец теперь служит ближним нойоном у самого Хабул-хана. Хачиун, глядя на Хасара, тоже бодрился и всюду, где попало, повторял его слова.
Бэктэр после смерти отца внешне ничем не изменился, только чаще стал кривить рот в загадочной усмешке и, по всем приметам, еще больше отдалился от родных. Один лишь Бэлгутэй, казалось, по-настоящему горевал по отцу. Раньше беспечный и разговорчивый, теперь он молча ходил по айлу, подавленно опустив плечи, и отказывался от игр со сверстниками. Он стал мало есть и заметно похудел, чем беспокоил обеих матерей. Боясь, что он заболеет, Сочигэл ругалась и кричала на него, Оэлун уговаривала съесть лишний кусок, подлаживая еду повкуснее.
Тэмугэ, изредка вспоминая про отца, расспрашивал, где он. Ему говорили, что он пасет небесных коней и тот, задрав голову, старательно рассматривал проплывающие облака, пытаясь увидеть на них отца.
Каждый по своему переживал постигшее их горе. Одна лишь годовалая Тэмулун, не понимая еще ничего, весело смеялась, увидев залетевшую в юрту птичку, слепо тыкающуюся в решетчатые стены сумрачного человеческого жилья, ища выхода на волю; плакала, когда Тэмугэ отбирал у нее отваренную утиную ножку и, через малое время забыв про все, беспечно болтала о чем-то на своем детском языке.
Братья Есугея в последнее время редко показывались в курене. Вскоре после похорон они начали готовить табуны к перекочевке, затем ездили на осенние пастбища, делили урочища между улусами, расставляли караулы и курени своих тысяч.
За табунами Есугея от нойонов вызвался присматривать Даритай. Зайдя по-родственному к ней, он наказывал Оэлун не беспокоиться, обещая, что ни одна голова не будет упущена из виду. С Мэнлигом они договорились держать табуны на осенних пастбищах по-соседству и вместе приглядывать за пастухами. Оэлун была благодарна обоим за поддержку в трудную пору, и в их мужские дела не вмешивалась.
