И, помедлив для эффекта, он продолжал:
— У меня есть большая партия свежих ананасов и настоящего шампанского.
— Свежих ананасов и шампанского? Это подходящая вещь.
— Да, но дешево я их не уступлю. Я везу их по заказу очень высокопоставленных лиц.
— Идет. Мы платим золотом по дореволюционным ценам.
— Согласен, — ответил капитан.
— Тогда спускайте шлюпку и подымайте нас на борт. И имейте в виду: никаких предательств. Минные аппараты у нас наготове.
— Можете быть спокойны.
Через десять минут Стивенс и я в сопровождении двенадцати вооруженных людей стояли на палубе парохода. Пока мы расплачивались, партия ананасов и вина была погружена в шлюпки и они двинулись к «Плезиозавру».
Милостивые государи, я был растроган. Очень растроган. Я положительно не знаю, чем объяснить такое искреннее и сердечное расположение к нам экипажа судна. Эти добрые люди наперерыв предлагали купить у них то то, то другое. Они готовы были продать не только все товары, но и сам пароход. Даже самих себя, пожалуй. Повторяю — я был очень тронут. Но принимать слишком высокие жертвы — не в моей натуре.
Когда я, окруженный конвоем, протискивался назад к трапу, я заметил, что во всех глазах, смотревших на меня отовсюду, читалась истинная скорбь. Добрые, симпатичные люди!
Я уверен, что не будь у меня конвоя, а главное «Плезиозавра» с его минными аппаратами — экипаж этого судна с восторгом оставил бы меня погостить у себя подольше.
Но я никому не люблю быть в тягость. Знаю по опыту, что гости иногда надоедают.
С грустью в сердце я предпочел возвратиться на «Плезиозавр».
Милостивые государи, я сделал дорогую и ненужную покупку: шампанским всех марок у меня завалены погреба, а плантации ананасов на острове дают более чем обильный урожай. И все же я не оставил на пароходе ни одной бутылки, ни одного ананаса. Вы спросите — почему?
Потому что, когда миллионы людей умирают с голода или предаются каннибальству, то «высокопоставленные» лица могут посидеть без вина и экзотических фруктов.
Могут.
Когда я припоминаю события последнего времени и делаю попытку разобраться в их головокружительном вихре, — мне и теперь еще кажется, что на самом деле все случившееся является плодом моей расстроенной фантазии. Или просто одним из тех необъяснимых бредовых пароксизмов, которые иногда, без всякой видимой причины, поражают мозг вообще здорового и нормального человека. О подобных пароксизмах я вычитал однажды в капитальном труде какого-то весьма известного невропатолога. Характерным признаком такого скоропреходящего заболевания является то, что человек, оставаясь видимо совершенно здоровым, абсолютно теряет способность различать реальные события от событий, порожденных его воображением.
