А потом юный зритель показался ей недостаточно глубоким. Сонечка захотела драмы, но та не приняла Сонечку… Оказалось, что маленькой, хрупкой актрисе со смешливым лицом и короткой непослушно курчавой рыжеватой шевелюрой никогда не дадут сыграть Клеопатру. Тогда Сонечка обиделась и вообще ушла из театра. Работала в офисах, в редакциях, даже в кафешках, но мечтала всегда об одном — сцена. Все краткосрочные попытки туда вернуться так и не принесли удовлетворения… Играть хотелось, но желанные роли не светили никогда. Потому она, конечно же, не упускала ни единой возможности поработать на публику.
Вот уже минут пять, как электричка в пути, а маленькая, напряженная фигурка Сонечки все стоит, застыв, у окна, старательно машет ручкой и, не мигая, глядит наполненными влагой глазами за окно.
Зря играет. Забитая электричка — далеко не лучшие подмостки. В слаженном хоре всеобщего безразличия едва различимо будет чье-то внимание.
Вдруг Сонечка резко разворачивается и с новым, одухотворенным и решительным лицом снова ныряет в толпу. Похоже, она нашла себе новую игру. Похоже, будет искать в ней спасение…
— Не могу по-другому! Не высижу! — развожу руками, оправдываясь перед окружающими. — Слишком медленно здесь. Не умею ждать…
Пробираюсь к тамбуру, причитая извинения и просьбы подвинуться. Отправляюсь в народ, на экскурсию. Это на время отвлечет, это вылечит…
Люди лениво поднимают глаза, всматриваются, недоумевая. Досадливо морщась, подчиняются моим просьбам-требованиям, бормочут вслед что-то неодобрительное. В каждой электричке давно заведен свой размеренный порядок пассажиризма, и люди не любят нарушителей.
Тихо-тихо, напеваю себе под нос, проассоциировавшееся:
/Здесь нас никто не любит, / И мы не любим их./ Здесь ездят на метро,/ Ну а мы не из таких, / Мы берем мотор, / Хотя в кармане голяк. / Мы киряем свой портвейн,/ Мы пьем чужой коньяк./
Впрочем, я обычно игнорирую общественный транспорт вовсе не от плохих отношений с толпой. Беда в другом — с некоторых пор я совершенно не умею ждать. Я не из слабачков, но бешеная боязнь потратить время впустую сильнее меня во сто крат. Она правит мною… Совсем. До бешеного сердцебиения и последних копеек, выброшенных на такси, в котором ты не ждешь станции, а едешь — быстро, легко, разглядывая мир…
Перехожу в следующий вагон.
Тут свободнее, чем в «моем». На лавках сидят по пятеро. Зато в проходах не кемарят, умостившись на бесформенных тюках, а стоят, держась за спинки лавочек. Что характерно — стоят в основном особи интеллигентного вида. Неумение прошмыгнуть, нарычать, занять место и отводить глаза от просящих взглядов стариков, развило в них особую степень выносливости. Им, попросту, все равно, в каких условиях ехать.
