Но какие бы руки тебя ни ласкали, как бы пламень тебя ни сжигал неземной, в троекратном размере болтливость людская за тебя расплатилась... Ты чист предо мной!
Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных, перед самым рождением нового дня... Три сестры, три жены, три судьи милосердных открывают последний кредит для меня.
1959
x x x
О.Б.
Мы стоим - крестами руки безутешны и горды, на окраине разлуки, у околицы беды, где, размеренный и липкий, неподкупен ход часов, и улыбки, как калитки, запираем на засов. Наступает час расплаты, подступает к горлу срок... Ненадежно мы распяты на крестах своих дорог.
1959
ТЕЛЕГРАФ МОЕЙ ДУШИ
С.Ломинадзе
Стихло в улицах вранье. Замерло движенье. Улетело воронье на полях сраженья.
Лишь ползут из тишины, сердце разрывая, как извозчики войны, красные трамваи.
Надеваю шинель главную одежду, понимаю сильней всякую надежду.
Замирает в тиши, чуткий, голосистый, телеграф моей души: нет телеграфиста.
Он несет свой синий кант по сраженьям грозным. Он уже прописан там. Там с пропиской просто.
Южный фронт. Бельэтаж. У конца дороги. От угла - второй блиндаж... Вытирайте ноги!
1959
x x x
О.Б.
...И когда под вечер над тобою журавли охрипшие летят, ситцевые женщины толпою сходятся - затмить тебя хотят.
Молчаливы. Ко всему готовы. Окружают, красотой соря... Ситцевые, ситцевые, что вы! Вы с ума сошли: она ж - своя!
Там, за поворотом Малой Бронной, где окно распахнуто на юг, за ее испуганные брови десять пар непуганных дают.
Тех, которые ее любили, навсегда связала с ней судьба. И за голубями голубыми больше не уходят ястреба.
Вот и мне не вырваться из плена. Так кружиться мне, и так мне жить... Я - алхимик. Ты - моя проблема вечная... тебя не разрешить.
1959
Мне нужно на кого-нибудь молиться.
О.Б.
Мне нужно на кого-нибудь молиться. Подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою!
И муравья тогда покой покинул, все показалось будничным ему, и муравей создал себе богиню по образу и духу своему.
И в день седьмой, в какое-то мгновенье, она возникла из ночных огней без всякого небесного знаменья... Пальтишко было легкое на ней.
Все позабыв - и радости и муки, он двери распахнул в свое жилье и целовал обветренные руки и старенькие туфельки ее.
И тени их качались на пороге. Безмолвный разговор они вели, красивые и мудрые, как боги, и грустные, как жители земли.
1959
x x x
О.Б.
Звезды сыплются в густую траву...
