– Да. Но реальности нет дела до наших надежд. Все чувствовали: рано или поздно война обязательно начнется. И теперь она началась, и нам снова приходится воевать. За свободу. За право жить.
– Я надеюсь, мы победим. Мы все надеемся. Каким образом? Не знаю. Но наше правительство наконец зашевелилось. Наконец-то Черчилль взял руководство на себя… Теперь начнутся настоящие дела. Вы, наверное, чувствуете это у себя на аэродроме. Я вчера краем уха слышала, что скоро польским летчикам разрешат участвовать в сражениях. Но нам все равно нужно чудо. Вы согласны?
– Вы правы. Нам нужно чудо. Война только разгорается. Гитлера так просто не остановить.
– А как, по-вашему, оно произойдет? Чудо?
– Не знаю, – ответил Ян, и первый раз в его голосе прозвучала грусть.
– Вам бывает страшно?
– Ненависть подавляет страх. А мое сердце полно ненависти к нацистам. Я хочу их убивать. Величайшее наслаждение… нет, одно из величайших наслаждений в моей жизни – это убивать нацистов.
– И вы уже их убивали?
– Да.
– Вы серьезно? Совесть вас не мучила?
– Нет. Не мы начали эту войну, а они. Я мстил этим чудовищам за мою родину. Они вломились на нашу землю. Они убивали тех, кто им ничем не угрожал. Детей. Женщин. Таких людей, как вы, которые мирно работали на полях или огородах. Нацисты расстреливали их на земле и с воздуха. Из-за них я был вынужден покинуть Польшу. Так что пусть не ждут от меня пощады. Они разрушают мою страну, а потому я их убивал и буду убивать.
– Понимаю. Простите меня, Ян, за мой вопрос. Все это так мрачно и ужасно. А посмотреть на наших солдат, что возвращаются из Франции… Газеты могут преподносить это как угодно, но ведь мы там потерпели поражение. Вы согласны?
– Поражение? Нет. Это тактическое отступление. Я слышал такое мнение. И не стоит забывать, что многих солдат удалось спасти. Потом их перегруппируют, заново вооружат – и наступление повторится. Я и мои соотечественники – мы не считаем, что потерпели поражение. Нам пришлось бежать из Польши, но не из страха за свою шкуру. Чтобы воевать с мразью, захватившей нашу страну… Доротея, вас испугали мои воинственные речи? – Ян сел и откинул изжеванную травинку.
– Нет. Не испугали. Я уже давно ничего не боюсь. В моей жизни было предостаточно страхов. Самые худшие из них осуществились. Потом я словно избавилась от заклятия. С тех пор во мне нет страха.
– Суровые слова. Особенно для женщины.
– Я устала, только и всего.
– Устали от жизни?
– Похоже, что да. Меня уже ничто не шокирует, не удивляет и не радует.
