– Нет.
– Нет никаких богов. Это я знаю. И смысла в этой жизни нет. Точнее, в существовании, которое мы называем жизнью. Вокруг – сплошь безумие и жестокость. Справедливость – просто слово. То, что нравится одному, у кого-то другого вызывает отвращение. Бесполезно уповать на сверхсущества или проклинать их. Никто не сидит где-то на небесах или в недрах ада, строя козни человечеству. Все происходящее происходит лишь потому, что может произойти. Бессмысленно говорить о том, что лежит за пределами жизни с ее дыханием, сном, едой, разговорами, любовью и ненавистью. И в утратах тоже нет никакого смысла. Они сопровождают нас с первых минут рождения или с начала жизни. Я не знаю, когда начинается жизнь. А кто-нибудь знает? Но сама по себе жизнь тяжела. И она всегда будет тяжела. Вот в это, Доротея, я верю.
– Понимаю.
– Вам не нравятся мои рассуждения?
– Наоборот, нравятся. В них куда больше смысла.
– Больше смысла, чем в чём?
– Да в тех же воскресных проповедях. Во всей этой церковной болтовне.
– Вы ходите в церковь?
– Нет. Давно уже не хожу. Ужасное место. В детстве меня каждое воскресенье заставляли ходить в церковь. Ян, вы не против, если я спрошу, почему вы называете меня Доротеей?
– Потому что это имя намного красивее, чем Дороти. Для меня вы Доротея.
– Пожалуй, вы правы. Мне тоже больше нравится Доротея. А скажите что-нибудь по-польски. Пожалуйста.
– Ty jesteś piękną kobietą[4].
– Какой сложный язык!
– Нет, простой. Намного проще вашего.
– Вы так думаете?
– Конечно.
– И что вы сказали на польском?
– Я сказал… какой прекрасный сад, какой прекрасный день и как все вокруг прекрасно.
– Что-то я вам не верю.
– Тогда вам самой придется докапываться до смысла.
– И докопаюсь.
– Моя жена вечно докапывалась до того, что я говорил. Думаю, меня не так легко понять. Наверное, я не просвечивающий.
Жена? А она-то думала… Какая же ты дура, Дороти. Боже мой, неужели она…
– Ян… простите. Я как-то не подумала, что вы женаты.
Мысленно Дороти отчитывала себя за несносное поведение. Да, он женат. И что тут удивительного? Неужели она думала, что такой мужчина, как Ян, ходит в холостяках? Ну и глупости же лезут ей в голову!
– Нет. Я был женат.
– Ваша жена умерла?
– Нет. Она моя ровесница. Нам было по восемнадцать, когда я влюбился в красивую девушку и решил на ней жениться. Мама была категорически против, но что нам родительские запреты? Мы любили друг друга и поженились.
– Что же тогда случилось?
Дороти все-таки задала этот вопрос, но шепотом, едва различимым среди шелеста деревьев.
