Так избежал ареста Петров, который затем стал генералом военной разведки. Судьба ему улыбалась, наверное, ещё и не один раз до выхода в отставку.
Считается, что раскрытие резидентуры «Рамзая» было вызвано арестом её сотрудника – японского коммуниста Мияги, который, конечно, имел в Токио контакт с резидентурой, которая сама не раз собиралась вместе.
Изучив довольно много опубликованных в СМИ материалов о деле «Рамзая», включая серьёзную монографию «Операция “Рамзай”», одним из авторов которой является авторитетный военный историк Гаврилов В. А., я думаю всё-таки иначе. Наиболее реальной причиной провала стали ошибки Центра и самой резидентуры в личной связи, причём не только в Японии, но и ранее в Шанхае.
Приведу в связи с этим отрывок из материала «Шанхайская дуэль Рихарда Зорге», опубликованного в газете «Труд» (№ 5 за 5 мая 2007 года):
«…Утром 10 января 1932 года на стол начальника контрразведки шанхайской муниципальной полиции англичанина Томаса Гивенса лёг отчёт о результатах слежки за гражданином Германии Освальдом Дёницем. Подозревали, что под этим именем скрывается прибывший из Москвы представитель Коминтерна Карл Лессе. В отчёте сообщалось, что агентам контрразведки удалось зафиксировать конспиративную встречу Дёница с неким доктором Рихардом Зорге и теперь появились основания подозревать последнего в том, что он советский агент.
Многолетний опыт борьбы с «агентами Коминтерна» в Шанхае подсказал Гивенсу, что английская контрразведка вышла на крупную фигуру. Он вызвал инспектора Эвереста, который отвечал за разработку советских разведчиков, и поручил ему установить за Зорге плотное наблюдение.
Интуиция не подвела Гивенса. Зорге действительно был руководителем «нелегальной» резидентуры советской военной разведки в Китае. Однако англичане подозревали его всего лишь как одного из тринадцати «советских агентов» в Шанхае. Гивенс тогда не мог предположить, что завёл досье на человека, которого потом на Западе единодушно назовут одним из лучших разведчиков ХХ века…».
Доктор Рихард Зорге почувствовал, что ситуация вокруг него стала опасной, и по согласованию с Центром покинул 12 ноября 1932 года Шанхай, успев, впрочем, завербовать, в частности, и японского журналиста Ходзуми Одзаки, с которым продолжил работу в Токио.
В беседах со мной Макс Кристьянзен-Клаузен поделился некоторыми обстоятельствами провала резидентуры в Токио. Оказалось, что его арестовали при подготовке к сеансу связи, изъяв улики: аппаратуру, шифрматериалы и текст телеграммы для передачи в ГРУ. То, что он, с учётом этих улик, стал давать признательные показания, спасло ему и его жене жизнь. Как я понял, он чувствовал свою вину за это. Неожиданно для меня Макс Кристьянзен-Клаузен спросил: «Как вы могли расстрелять такого человека, как Ян Берзинь?» (Берзинь Я. К., один из руководителей РУ Генштаба РККА, непосредственно работал с ним перед выездом в Китай.) И заплакал. Ответить ему мне было трудно, поэтому я сказал, что мне ничего неизвестно, но репрессированных и реабилитированных много.
