Но я вдруг почувствовала, что дышу ртом, пытаясь охла диться. Полибий, который…
Не вспомнить.
Атта протер рукавом запотевшее окно и пососал мокрый манжет. Солнце ушло к западу и сейчас светило прямо на парту ему и Грегори. Грего порозовел, на коже у него резко проступили капилляры. В глазах поочередно мелькали свет и тень – Грего едва удерживался, чтобы не потерять сознание.
Через расчистившуюся полоску на окне я смотрела, как двенадцати-тринадцатилетние сваливают в кучу перезрелые цукини на корм козам. В тот день, когда козы откажутся есть цукини, нам, людям, придется оставить свои иллюзии господства над сельскохозяйственном миром. Кабачки одержат победу.
На секунду я живо представила себе мировую войну кабачков.
Жара. Начинаю отключаться.
– Заложники… – сказал брат Дельта, и тут Грего упал в обморок.
Атта – он был тихоней, но не дурачком – быстрее всех нас сообразил и среагировал быстрее всех, за исключением стремительной, грациозной Зи. Атта соскользнул со стула и подхватил Грего, пока тот падал. Он уложил тело на пол, перед партами. Верх самуэ у Грегори так намок от пота, что оставил на сером каменном полу темный след. Грего выглядел так…
– Сядь, Атта, – сказал брат Дельта.
Атта не сел. Он опустился на корточки рядом с Грего, держа его вялую руку и нащупывая большим пальцем пульс. Как долго это будет продолжаться? Пока мы все не окажемся на полу? А Грего – продержится до того момента? Хан тоже сползал со стула, прижав кулак ко рту. На лице у него был написан неприкрытый ужас, словно Грего на глазах у нас умирал.
Умирал. Но не станут же они…
Я встала.
И почувствовала, что все глаза смотрят на меня.
– Брат Дельта…
Наш учитель повернул ко мне экран, а затем и корпус. Брат Дельта не расширил иконки глаз, как сделал бы аббат. Он сфокусировался на мне, и в нем не было ничего человеческого.
– Грета, – произнесла железка.
– Это необходимо прекратить.
Дельта щелкнул.
– Грета, пожалуйста, сядь на место.
Рядом с моим локтем начал медленно подниматься надзиратель, сидевший на парте Элиана.
– Это необходимо прекратить!
Я была слишком потрясена, мне было слишком жарко и меня слишком мутило, чтобы придумывать что-то другое. Но и садиться я не стала. Я стояла не шевелясь, хотя надзиратель шагнул ко мне – щелк-щелк-щелк.
И вдруг вокруг меня оказалось море звуков. Стулья скрежетали по камню, рвалась ткань.
Да Ся, Тэнди, Хан. Атта с трудом поднялся с пола. Встали все – все. Одновременно, все до единого.
