— Долой! Долой! Долой! — неслось со всех сторон.
Командир полка вызвал к себе офицеров и предложил им разъяснить в ротах значение знамени, как полковой эмблемы, и убедить, что требование солдат убрать знамя является необоснованным. Офицеры стали разъяснять в своих ротах, что факт присутствия знамени ничем не хуже факта присутствия полкового священника при присяге, что знамя олицетворяет собой боевые традиции полка и принимать присягу не под знаменем — неудобно. Однако разъяснение не подействовало, солдаты продолжали стоять на своем. Разъяснение тянулось более часа. Несмотря на морозный день и на то, что приходилось стоять на снегу, несмотря на пронизывающий холод, солдаты не соглашались приступить к присяге, пока не уберут знамени.
Протазанов распорядился заменить знамя красным флагом.
Когда полковой знаменоносец выносил знамя из круга, солдаты сопровождали этот вынос шиканьем, свистом и улюлюканьем.
— Одну грязь выбросили, надо приниматься за другую! — раздались отдельные выкрики.
Поп начал читать текст присяги, но как только он дошел до слов: «государство российское», поднялся ужасающий шум. Раздались крики:
— Долой попа! Арестовать его!
Чтение приостановили. Вызвали делегатов из каждой роты, чтобы узнать, в чем дело. Солдаты заявили, что слова: «государство российское» они понимают как присягу «государю российскому». Пришлось снова объяснять значение этого слова делегатам, которые в свою очередь шли передать объяснение в роты.
Эта процедура протянулась еще дольше, чем объяснение значения знамени. Холод давал себя чувствовать, и очевидно не без его влияния крики протеста стихали, Послышались отдельные выкрики:
— Чорт с ними! В конце концов все от нас зависит!
Вечером того же дня ко мне явилось несколько солдат из третьего батальона с приглашением притти на собрание представителей рот и команд.
Оказывается, каждая рота в отсутствие офицеров имела свое собственное собрание и выделила своего представителя в будущий полковой совет солдатских и офицерских представителей.
Пошел.
Народу человек пятьдесят.
— Расскажите нам, что офицеры замышляют, — был мне задан вопрос.
— Почему вы ко мне с подобными вопросами обращаетесь, а не к кому-либо другому? Я ведь тоже как будто офицер, — указал я на свои погоны.
— Мы вас знаем. Вы были долго среди нас. И с ними мало якшаетесь. Правда ли, что кадровые офицеры не хотят свободы?
— Неверно, товарищи. Были отдельные недовольные, но это везде бывает. А во всей массе офицеры безусловно за свободу.
