— Действительно стрельба была? — спросил я.
— Честное слово, ей-богу! — и она опять перекрестилась. — Своими ушами, собственными ушами слышала пулеметную стрельбу, а когда села в поезд, пушки стреляли, — горячилась девушка.
— Поручик, выпьем! — еще раз обратился ко мне штатский. — А то спать будете плохо.
— Сон-то у меня, положим, хороший, но раз так уговариваете, давайте выпью, — соблазнился я.
Выпил несколько глотков обжигающей жидкости. Стало клонить ко сну.
— Извиняюсь, что не могу поддерживать столь интересную беседу, очень устал, хочется спать.
С этими словами забрался на верхнюю полку, но заснуть сразу не смог.
Наконец-то революция! С ней конец войне! Конец нашим мытарствам! А может это скверно? Враг на подступах к России. В армии и так со снабжением скверно, а революция внесет еще большие перебои.
Курск. Поезд на Киев пойдет лишь в двенадцать.
Никаких признаков событий в Петрограде.
«Наврала девушка», — думал я, смотря на спокойно работающих железнодорожников.
Хотя и «товарная неделя», т.е. все поезда под товарными перевозками, хотя разрешения на проезд в пассажирских вагонах выдаются только через военное начальство, тем не менее поезд на Киев забит до отказа.
Киев. На вокзале среди железнодорожников заметно оживление, подъем, порывистость в движениях, действиях и разговорах. В комнате дежурного по станции случайно подслушал разговор, что в Питере революция почти восторжествовала.
От Киева к фронту народа едет немного. В моем купэ несколько штабных офицеров, знакомые между собой, разговаривают о перспективах весенней боевой работы.
— У нас в штабе, — говорил один из них, — производится интенсивная разработка плана генерального наступления, чтобы с весны одновременно с союзниками ударить по немцам на всех фронтах.
— Солдаты, — говорил другой, — будут вполне подготовлены к этому времени. Выступят на позицию новые корпуса. Немцы истощены, а армии союзников и их боевые запасы растут с каждым днем. Вступление Америки в войну обеспечивает нам полную победу. Еще несколько месяцев — и победный мир.
В Каватине офицеры сошли с поезда. В купэ я остался один.
На каждой большой станции я выходил из вагона в надежде услышать от железнодорожников о последних новостях из Петрограда.
На станции Жмеринка услышал разговор машиниста нашего паровоза о новой кондукторской бригаде.
— Значит крышка? — спрашивал машинист.
— Крышка, — ответил старший по бригаде.
— Что же говорят они?
— Скрывают.
— Чего же скрывать, когда не сегодня-завтра все будет известно?
