— Конечно. Ближе к столице они повывелись, зато здесь, у самой Бадакайской степи, им не страшны ни ренеды, ни армия Пророка, ни дивайны, ни даже служители Церкви. В том месяце в дивинаре Хлоев разграбили и сожгли торговый караван из двухсот телег. Впятером ехать опасно, как ни крути.
— Я тебе так покручу, что гореть будет до небес. Никто не подойдёт к нам и на тысячу шагов, — Рензам встал из-за стола. — Для сбора войска нужно время, к тому же оно будут нас отягощать потребностью в еде и корме для лошадей. Не стоит забывать и об Алане, ведь ему придётся иметь дело со злым и голодным народом. Ему могут понадобиться солдаты.
Остис покивал. Ответ Рензама был исчерпывающим. Гирем обвёл взглядом мужчин. Вместе с ним их было четверо.
— А кто будет пятым?
Отец перевёл взгляд на него, пожевал губами.
— Сиверт.
— Серьёзно? Ты снял с него все обвинения?
— Да. Он сейчас отдыхает в своей комнате. Незапертой, — тон Рензама был вызывающе твёрдым. Он словно подчёркивал, что его решение не подлежит обсуждению.
— То есть ты исключил возможность того, что он помогал Элли в её делах, если, конечно, она действительно была причастна ко всем бедам Геррана?
— У меня есть свои причины ему доверять. Этого достаточно, — отрезал мужчина. — Мы выступаем завтра. Остис, распорядись насчёт лошадей, одежды и провизии. Сын, готовься. Историк… с тобой мы поговорим отдельно, а пока не мешайся под ногами. Все свободны.
2
Когда Гирем вошёл в комнату Алана, её хозяин был окружён детьми и, как ни странно, Джаркатом.
— А ты что здесь делаешь?
Историк узко развёл руками.
— Я не мог упустить шанса лично побеседовать с самим Аланом Ректом. Ты не знал, что в определённых кругах твой дядя считается живой легендой. Когда-то он был советником самого Мирата Отраза.
Гирем кивнул. Порой в правящих кругах дядю называли Переговорщиком, за склонность к дипломатическим методам решения конфликтов.
— Здравствуй, дружок, — Алан Рект улыбнулся и поманил его к себе здоровой рукой. — В Джаркате я нашёл благодатные уши для моих рассказов. Надеюсь, мы ещё как-нибудь обсудим аннексию Артарии и моё в ней участие.
Историк учтиво кивнул, а Гирем просто обнял дядю, впервые за несколько дней почувствовав себя в безопасности. Алан обладал сильной энергетикой. Его спокойный баритон убаюкивал, словно материнский голос, а взгляд голубых глаз лучился оптимизмом и юношеским задором, необычным для пятидесятилетнего человека. Сложно было поверить, что его брат — мрачный и жёсткий Рензам. Юноша испытал мгновение тоски, вспомнив, что они расстаются на долгие месяцы. Алан внимательно осмотрел юношу и на его лбу залегла страдальческая складка.
