Рефрамант и матросы северного архипелага Навустроза плыл в виду зарослей рогоза и округлых крон колючего островельника. Далеко впереди угадывались очертания двух гряд Сиарских гор, которые расходились в стороны. У места их схождения призывно сверкал заметный даже с моря голубой огонёк Звёздного Маяка. Там, зажатый горными отрогами, по которым скатывались тысячи чистых ручьев и водопадов, находился Шуруппак.
Матросы, закалённые солью и ветром, но, как стало понятно за месяц плавания, простые мужчины, которые были не прочь поострить и посмеяться, переговаривались откровенно редко и вяло. В их глазах Триксель видел браваду, а под тонкой плёнкой бравады — страх. Все боялись приближаться к городу диастрийцев.
— Ну и жара, — проворчал сидевший рядом седой мужчина по имени Фрирнед. — Вроде умеренный пояс, а для конца весны и утра парит уж слишком сильно.
Триксель оторвался от созерцания подводных растений и косяков змеевидных рыб.
— Утро здесь не причём, Фриренд. Ваше лицо взывает о помощи к богу трезвости.
— Такого бога нет, дивайн.
— Нет, но я могу побыть за него. Смотрите, Фрирнед — выжимка водорослей, из которой готовят вашу любимую мрашку, содержит столько тяжёлых токсинов, что они наверняка уже проедают ваши кишочки. Злоупотребление этим пойлом убьёт вас.
Фрирнед повёл плечом.
— Как говорят на Навустрозе, кто пиво и мрашку в жизни не пьёт — тот здоровеньким помрёт. Взгляните на меня, дивайн. Я в любом случае скоро попаду в объятия Ум» оса.
— Я бы предпочёл умереть безмятежно отдыхая в постели, а не корчась в муках из-за разъеденных токсинами внутренностей, — Триксель неуклюже развернулся, привычно схватившись рукой за бок, а другой потянулся к бурдюку, который лежал среди прочих его вещей. Уродливый горб он ощущал всегда — тот мозолил спину, какое положение ни займи. Мужчина представил, как выглядит со стороны — высокий и тощий, напоминавший клинок серпа.
Наследие, доставшееся ему от противоестественного союза отца-человека и матери-диастрийки.
Поморщившись, Триксель отпил из бурдюка. Густая тёмная жидкость отдавала пряностью и хорошо прогревала нутро, а ещё приглушала страх встречи с прошлым своей матери. Об Амфирен он знал немного — лишь то, что она влюбилась в Берруна Нурвина, дивайна обширных территорий на юге Изры, сбежала вместе с ним и разгневала этим своих сородичей. А когда Трикселю исполнилось пять, она исчезла и из его жизни, оставив неприятное наследие в виде горба. О том, ненавидели ли сына Амфирен в Шуруппаке, он старался не задумываться.
