— Они бы стояли, если бы не мы с Джаркатом, — признался юноша. — И да, ты права — вне зависимости от твоей причастности к этим преступлениям, ты остаёшься Одержимой.
Элли склонила голову. Гирем бороздил взглядом участок стены над ней.
— Так Сиверт знал или нет?
— Нет, — быстро ответила женщина. — Я уже говорила это, и буду говорить всегда.
Юноша устало потёр переносицу, сдерживая закипавший гнев.
— Тогда почему он побежал убирать трупы в ваш дом?
— Я ему внушила.
Гирем запрокинул голову и испустил болезненный стон.
«Ничего нового».
Юноша встал.
— Тебя сожгут этим вечером.
Элли ничего не ответила, лишь закрыла глаза. Гирем уронил взгляд на мешок в своих руках руках. Покопавшись в нём, достал портрет Сиверта и протянул его женщине. Та приняла кусок пергамента.
— Я не пущу его наблюдать за казнью, — сипло произнёс Гирем.
— Я понимаю. Спасибо.
Он протянул руку к дверной ручке.
— Гири.
— Что?
— Скажи Сиверту, что я всегда буду его любить.
Гирем помедлил с ответом.
— Скажу.
Он вышел в коридор и обернулся в последний раз.
— Я не хотел, что бы всё получилось именно так, Элли. Прощай.
Дверь со скрипом закрылась, и из-за неё не донеслось ни звука.
5
Сиверта заперли и охраняли на втором этаже, в их с Элли собственной комнате. Подойдя к двери, Гирем кивнул солдатам и коснулся дверной ручки. Стиснув зубы и вперившись сумрачным взглядом в пол, постоял так некоторое время.
«Я не могу…».
Потом он опустил руку, развернулся и ушёл.
6
К вечеру жители Геррана сложили на месте сожжённого поля большой костёр со столбом в центре. Ступая по настилу из тёплого чёрно-белого пепла, Элли не обращала внимания ни на оскорбления толпы, собравшейся поглазеть на казнь, ни на холодную сталь клинков, приставленных к горлу солдатами. Руки ей не освободили. Гирем шёл позади, держа наготове свой рефрактор, который назывался Вишнёвые оковы.
Вот и костёр. Кругом толпился народ. На мгновение Гирема оглушили улюлюканье, свист и брань, адресованные Одержимой. Слева от него стоял Хэк. Справа находился Джаркат. Лицо приезжего историка, зачастую весьма лукавое, на сей раз выражало учтивую скорбь. Юноша прислушался к себе. Было ли ему жаль девону? Или она заслужила насмешки и смерть?
Элли стояла напротив, никак не реагируя на четыре клинка, приставленных к тонкой шее. В какое-то мгновение Гирем поймал себя на мысли, которой боялся, потому что она ослабляла его решимость. Если они действительно ошибаются на счёт её причастности к событиям последних дней, то что сейчас чувствуют Элли и Сиверт, зная, что она ни в чём не виновата?
