…Коротки июньские ночи. Еще короче они кажутся летчикам, совершающим рейды за линию фронта.
С вечера в осажденный партизанский край, расположенный на границе Смоленщины и Брянщины, вылетели с прифронтового аэродрома два самолета У-2. Один глухой ночью приземлился на «столе» — так партизаны называли лесные посадочные площадки — у спаленной фашистами деревушки Мамаевки, забрал раненых и благополучно вернулся на свой аэродром. Второй пропал.
Возвратившийся пилот рассказал, что положение окруженных в Клетнянских лесах партизан тяжелое: каратели уничтожают деревни, то в одном, то в другом районе вспыхивают ожесточенные бои.
— Не исключено, что второй самолет не смог взлететь и его пришлось сжечь, — вздохнул летчик. — Или взлетел, но его перехватили «мессеры». Ведь рядом крупнейшая их авиабаза Сещинская…
— А раненых у партизан много? — спросил командир эскадрильи.
— Хватает, — ответил устало пилот, раскуривая вторую папиросу. — Возить не перевозить…
Ни командир, ни вернувшийся летчик не могли знать, что второй самолет попросту задержался: пришлось долго готовить к транспортировке только что поступивших тяжелораненых. Он поднялся с лесного аэродрома, когда на востоке уже занималась в полнеба величавая июньская заря…
Через несколько минут после того, как юркий биплан лег на курс, с нескольких постов службы воздушного наблюдения тыловых частей 4-й полевой и 2-й танковой армий вермахта полетели в эфир доклады:
— Внимание! В воздухе самолет противника. Курс — на восток…
— Внимание! В районе поста номер семь появился самолет. Летит на малой высоте. Биплан… Полагаю, русский «зингер»…
«Зингером» немцы называли У-2, стрекот которого напоминал стук швейной машинки.
— Алло! Алло! Почему молчит зенитная батарея! Что? Высота?.. Авиабаза Сеща! Опять проспали? У вас из-под носа уходит второй «зингер».
— «Мессершмитт» в воздухе… Справится один…
— Русский самолет не должен уйти!
— Иду на перехват «зингера». Доннер-веттер! Нырнул в овраг…
На Юхновском прифронтовом аэродроме собравшиеся у штабной землянки летчики упорно ждали возвращения товарища. Разговор не клеился. Солнце уже позолотило верхушки деревьев, с земли подымался парок после ночного дождя.
— Да, теперь не пробиться…
— Не каркай!..
Опять тишина.
И вдруг все повернули головы в сторону фронта. В тишину раннего погожего утра незаметно вкрался знакомый стрекочущий звук.
— Летит! Ей-богу, летит! — стукнул комэск по плечу лейтенанта.
— Прорвался! Средь бела дня…
