Адам Петрович. Не желаю в председатели идти, желаю в Москву.
Тимофеич. Поймите, Адам Петрович, этот колхоз, имеющий шестьдесят дворов с таким дружным, безобидным населением, я бы назвал красным раем. Что вам надо, скажите? Вы же знаете, Адам Петрович, что я здесь пуп земли. Вы поглядите. Вот оно — идет правление. Вот вам первый Модест, по фамилии Ворон. Глухой, как дырка, но дурак еще глубже. Это звезда, бессменный член правления.
Входит Ворон, остановился.
Ворон. Вы меня приглашаете? Куда?
Тимофеич. Женить думаем.
Ворон. Ты мне в левое ухо крикни. В левое.
Тимофеич. От него теперь не отвяжешься. (Кричит в ухо.) До свиданьица!
Ворон. А-а-а… Протоколы подпишу. Там буквы не такие проставлены. Буквы проставлю. (Уходит.)
Тимофеич. Писарем в старой армии служил, но человек честный. Вы постойте! Вот для вас еще член правления, одинокий пролетарий, колхозный чеботарь Степа Бессмертный. Не знаю, почему, но испуган судом. Суда боится до болезни живота. Хотите, я его напугаю?..
Входит Бессмертный.
Степа, поди-ка к нам. Степа, судом пахнет. Старухина-то — тю-тю, к прокурору.
Бессмертный. За… завлекаете меня… Игнорируете прокурором… А Старухина уже увезли?.. Да нет, вы завлекаете… По какой же его статье взяли? По глазам вижу, что игнорируете. А ведь вполне возможно… все под судом ходим. Планета… (Уходит.)
Тимофеич. Побежал баню топить. Белье сменит, три дня худеть будет. А ведь парень неглупый, но лишь шепни ему про суд — что хочешь сделает, жену бросит. А Девушкина знаете? Как же, скопец. Усы белесые растут, но все равно скопец.
Входит Девушкин.
Девушкин, куда?
Девушкин. Спать к жене.
Тимофеич. Ты свеклу копать выходи.
Девушкин. Мне все равно. (Уходит.)
Тимофеич. Вот вам и весь парад!
Адам Петрович. А Машка? Это у тебя как?
Тимофеич. Это для газеток, для удивления. Адам Петрович, мы люди пожилые, кусаные. Девчонка… какой у нее ум? Дважды два — три? В поле, как в аптеке работает, чертов глаз; но может ли она жизнь различить, как мы? Не-ет! Я творец в колхозе, и уж если вы со мной боитесь работать, то с кем же вы не побоитесь?
Адам Петрович. Сядь здесь, поближе, я тебе, приятель мой, скажу про мою душу. Хочется мне сказать тебе правду, раз уж выпили мы с тобой за верность. У меня душа фронды[77], я по натуре версальский[78] француз… Вот что я такое… Убедился?
Тимофеич. Француз, а Петрович… Не может быть…
Адам Петрович. Я француз условно, француз душой. Кто здесь знает, в каком городе, на какой улице жил Адам Петрович и в чьем особняке? Может быть, по мне где-нибудь давно панихиду отслужили, а я за всю революцию даже толком не голодал, ибо я сибарит. Дочь у меня устроена, я еще молод, у меня прекрасная внешность. Четыре верных хода — и мне будут в Москве по утрам подавать автомобиль.
