— Девушка проходит по делу в качестве свидетельницы?
— Естественно! Она была арестована в пещере почти сразу после совершения преступления и уже давно осуждена, вместе с ее бандой.
Господа, очень может быть, мы увидим и послушаем Еву уже завтра.
— А сколько продлится процесс?
— Я рассчитываю, что дня два-три. Хотя к делу привлечено не так много свидетелей, как я уже говорил, мне предстоит нелегкая борьба с самим подзащитным. Нашла коса на камень! Я доведу ее до победного конца. Ему присудят пособничество хищению. И это всё!
Да, это всё.
О Боге никто не говорит.
Перед Дворцом правосудия собралось три сотни человек, всем хотелось попасть внутрь, но ворота были заперты, так как приглашения были распространены еще неделю назад. В основном по знакомству, но строго контролировалось и это.
В коридорах было не протолкнуться.
Всем хотелось взглянуть на Ц.
Особенно дамам. Элегантные и небрежные, они ловили кайф от катастрофы, которая ничем не грозила им лично. Они легли в постель с чужим несчастьем и наслаждались притворным сочувствием.
Сектор зала, отведенный представителям прессы, был переполнен.
В свидетели были приглашены: родители Н., мать Ц., фельдфебель, Р., который жил в одной палатке с Н. и Ц., оба дровосека, нашедшие тело убитого, следователь, жандармы и т. д. и т. п.
И, конечно же, я.
И, конечно же, Ева.
Только пока ее нет в зале. Она должна появиться в первый раз.
Адвокат и прокурор перелистывают страницы дела.
Ева сейчас сидит в одиночной камере и ждет, когда за ней придут.
Появляется подсудимый в сопровождении охранника.
Выглядит как обычно. Только немного бледнее, и щурится, яркий свет ему мешает. Пробор у него тоже на месте.
Усаживается на скамью подсудимых, как за школьную парту.
Все на него смотрят.
Он окидывает взглядом зал, замечает мать.
Глядит на нее. Что он чувствует?
Как будто ничего.
Мать почти не смотрит в его сторону. Или это так только кажется?
На ней густая вуаль, за ней не видно лица.
Фельдфебель меня приветствует, спрашивает, читал ли я интервью с ним. Я отвечаю: «Да». Булочник с ненавистью прислушивается к моему голосу.
Убил бы меня, наверное.
Черствой булкой.
