— Ну, вот мы и прибыли, — объявил папа.
— Может, зрение у меня уже и не такое, как прежде, но я не слепой, — буркнул дедушка.
— Здравствуйте, дядя, — сказала мама. Она его так называла.
Дедушка приподнял серую фетровую шляпу, и солнце осветило его блестящую лысину. Он кивнул. Сначала маме, потом всем остальным.
— И вам здрасьте, — отвечал он.
Он так говорил — «здрасьте», «добрутро». На этом церемонии закончились. Дедушка снова надел шляпу.
— Что это вы тащите? — гаркнул он, указывая на нашу поклажу. — Вы что, привезли с собой пол-Стокгольма?
— Тут только самое необходимое, — отвечала мама.
— Не следует брать больше, чем можешь унести! — рявкнул дед. — Ну-ка, отпусти ручку, и вы, парни, тоже отойдите в сторонку.
Дедушка налег грудью на рукоятку тележки и потащил ее, словно упрямый маленький тяжеловоз. От натуги у него покраснели уши и на затылке проступил пот. Но он тянул в одиночку, а мы шли следом.
— Как ты вообще себя чувствуешь, отец? — поинтересовался папа.
— А ты как думаешь? — буркнул дед. — Как может чувствовать себя старый немощный старик?
Он принялся жаловаться на то, что улитки сожрали всю клубнику. И на то, что какой-то заезжий балбес поставил палатку прямо перед их домом. А вдобавок шмель всю ночь не давал ему спать.
— И вот теперь еще вы заявились со своим барахлом, — ворчал он. — Я помню, как хотел однажды выйти ночью помочиться и наступил на игрушечный автомобиль. Разбил колено о порог. Потом пол-лета хромал, словно придурок какой.
Так он ворчал всю дорогу до дома. Бабушка ждала нас на пороге кухни. Она напекла целую гору оладий и достала банку домашнего клубничного варенья. Как обычно — к нашему приезду. Один-единственный раз за лето она готовила сама, а потом уступала кухню маме.
— Ох, ну и заждалась же я вас, дорогие мои! — сказала бабушка и раскрыла объятья.
Сначала она обняла папу. Потом брата. А мне она лишь пожала руку, потому что я был весь мокрый.
— Ну, чем займешься после обеда? — спросила она, когда мы уселись за стол. — Побежишь в деревню играть?
— Я больше не играю, — отвечал я. — Так, просто пойду проведаю Классе.
— Никуда ты не пойдешь, пока не соберешь десять гусениц-капустниц! — заявил дедушка.
Он ненавидел гусениц лютой ненавистью и платил нам с братом по пять эре за каждую пойманную.
Вообще-то дедушка много чего терпеть не мог. Столько всего вокруг жужжит, кусается и действует на нервы! Он ненавидел любую живность, которая зарилась на его посадки.
