– Как насчет тебя? – спросил Лоренцо. – Ты могла бы встретить кого-то.
– Я даже не могу этого представить, – с легким вздохом сказала Эмма. – Ава отнимает все мои силы.
– Но она не будет ребенком всегда.
– Нет, но, Лоренцо… эта ситуация тоже не сможет длиться вечно.
Он резко повернулся к ней:
– Что ты имеешь в виду?
– Я не смогу жить с тобой всегда. Я признаю, сейчас это целесообразно. Это даст тебе время сблизиться с Авой, но… Мне нужно жить своей жизнью, а тебе своей. Когда Ава подрастет, мы сможем прийти к соглашению, которое устроит обоих.
Лоренцо молчал. Он понимал, о чем она говорит, но все в нем противилось этому. Ава была его семьей, единственным близким человеком в этом мире, несмотря на свой юный возраст.
– Поговорим об этом в другой раз, сейчас это не совсем уместно, – сказал он.
Они ехали по залитому солнечным светом Манхэттену. Даже Ава перестала протестовать против ненавистного кресла и с любопытством смотрела в окно, на сверкающие небоскребы и улицы, кишащие людьми.
Эмма смотрела в окно широко открытыми глазами и со стороны выглядела точно так же, как ее маленькая дочь.
– Ты раньше часто бывал в Нью-Йорке?
– На самом деле нет. Моя квартира находится рядом с музеем естественной истории. Могу сказать, что это очень хороший адрес в этом городе. Рядом Центральный парк, там можно гулять…
– Ты в Америке только неделю. Как тебе удалось найти жилье так быстро?
– Деньги решают все.
– Но ведь активы «Кавелли интерпрайз» заморожены. Откуда у тебя деньги?
– У меня были мои собственные сбережения. Я смог ими воспользоваться, когда с меня сняли обвинения.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
– Ты расскажешь мне всю историю, Лоренцо?
Его руки напряглись, и он сжал руль, глядя на дорогу.
– Я уже рассказал все, что тебе нужно знать, Эмма.
Возможно, было глупо скрывать от нее правду о Бертрано… Но Лоренцо было стыдно признаться, что он все еще чувствовал привязанность к человеку, который, несмотря на годы, проведенные вместе, и счастливые воспоминания, предал его. И он знал, что, если расскажет Эмме о том, как он был предан, это ничего не изменит. Он не хотел признаваться в своей наивности и говорить о той боли, которую ему причинили, никому, даже Эмме.
Возможно, Эмма что-то почувствовала, потому что она положила свою руку ему на плечо.
– Я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь рассказать мне об этом, Лоренцо. Ради себя.
Оставшуюся часть пути они проехали молча. Затем машина остановилась перед элегантным кирпичным зданием. Камердинер взял ключи, чтобы припарковать автомобиль, а швейцар достал вещи из багажника.
