Отвечая на вопросы Владимира Ильича, Фрунзе говорил кратко, стараясь как можно проще и яснее высказать то, о чем думал.
— Ну, как, понравился вам Стокгольм?
— Не успел еще рассмотреть город, Владимир Ильич, — ответил Фрунзе. — И не до того было... Волновался я, когда шел сюда, па съезд...
— Почему? Что вас беспокоило?
— Молод я. Приехал на партийный съезд, а ведь я еще...
— Юности надо не стесняться, товарищ Арсений, а гордиться ею, — быстро перебил Михаила Владимир Ильич. — А на них не обращайте внимания, — он показал на проходившего мимо меньшевика Дана. — У них революционного опыта гораздо меньше, чем у вас. Городом займитесь обязательно. Есть здесь хорошие музеи,театры. Обязательно побывайте! Вы ведь подпольщик, а это значит, что в театры, музеи, на концерты не ходили. Опасно было. Вот и постарайтесь провести с пользой свободное время.
К окну подошли Ворошилов и незнакомый Фрунзе товарищ. Подойдя к окну, этот товарищ улыбнулся Ленину и сказал:
— А я ищу вас, Владимир Ильич. Там ждут...
— Иду, иду.
Ленин быстро, по-юношески, вскочил. Собираясь уйти, он повернулся к Михаилу:
— Я не прощаюсь с вами, мы еще увидимся.
Он пошел по коридору рядом с позвавшим его товарищем. Михаил смотрел им вслед, слышал их разговор, но слов разобрать не мог.
— Как все неожиданно! — проговорил он. — Только что я говорил с Лениным, просто так, по-товарищески.
— И рассказывал ему о своих ивановских ткачах? — улыбнулся Клим.
— Да.
Хорошо на Талке жарким летом. Быстрая, холодная вода освежает тело. В будни здесь безлюдно и тихо.
Михаилу редко удавалось побывать на Талке. Но сейчас и он не устоял, поддался уговорам товарищей. Пошли к реке прямо из лесу, после собрания.
У опушки леса, на холме, поставили двух «часовых». Третьего отправили на другой берег и, весело покрикивая, побежали к воде, сбрасывая на ходу одежду. Первым окунулся Фрунзе. Вынырнув, он глубоко, с наслаждением вздохнул:
— Ух... Давно не купался.
— Благодать, — весело ответил «Сизый». — Не вода, а бархат. Всю бы жизнь сидел в ней.
И он на самом деле сел на дно. Только голова торчала из воды.
— За границей, Арсений, небось, нет таких удовольствий, — сказал старый Еремыч.
Михаил не успел ответить: от опушки донесся свист. Свистнули первый раз долго и мягко, второй коротко и резко. Купающиеся замолкли, выскочили на берег, кинулись к одежде. Быстро принялись натягивать рубахи. И вдруг — новый сигнал: три долгих, мягких, как соловьиная трель, успокаивающих свиста.
