Но вот однажды он мне сказал:
«Я хочу учить тебя бою. Ты воин».
«Хорошо», – ответила я.
«Но ты видишь меня в обличье зверя. Тебе же надо сражаться с человеком. Впусти меня в себя, чтобы я мог сменить облик».
Я хотела было согласиться – но что-то остановило меня. Камка говорила, что алчные духи, бывает, являются в приятном облике и просят, чтобы человек впустил их в себя. Безграничную силу обещают, но пожрут его, никто не может справиться с духом, если он попал внутрь человека.
«Почему я должна тебе верить? Ты сам говорил, чтоб не верила ээ, что они все жадны. Что возьмешь ты, попав в меня?»
«Ничего не возьму. Я принадлежу тебе и должен учить тебя. Потому и зову тебя Кадын, что ты моя госпожа. Я выбрал тебя на посвящении из многих дев. В тебе царская кровь».
«Ты будешь со мной всю мою жизнь? Что ты получишь от меня?»
«Ничего. Я хочу получить от тебя только путь – путь к Бело-Синему».
И он назвал имя Хозяина вышних пастбищ, которое все мы знаем и про себя вспоминаем, но вслух произнести никому из людей нельзя. И не рухнула высь, не унесло его вихрем. Я стояла, оцепенев, будто молния меня поразила. А он сказал – и улыбка звучала в его словах, хотя морда барса не изменилась:
«Не бойся, лишь для тебя, тело имеющей, это имя страшно. Мы же бесплотны. Но я хочу уйти к нему вместе с тобой, когда ты сама будешь к нему уходить. Поэтому я с тобой. Верь мне. Впусти меня».
И я поверила и согласилась. Но в тот же миг решила, что он обманул меня и сейчас сожрет: его глаза сжались в щель, он присел и напрягся, как делают барсы перед прыжком, хоть и был в двух шагах от меня. Потом прыгнул – будто волной ветра обдало меня и развернуло: я сама, как в зеркале, стояла перед собой.
Все было мое: и овчинная шуба, и штаны, и высокие сапоги, кожаные грубые обвязки на ступнях, и пояс воина-девы, и нож, и мешочки на поясе… И лицо свое я узнала, две темных косы на плечах, худая шея. Показалось даже, что вот, шевельнусь я – и мое отражение шевельнется. Разве что глаза смотрели не человечьи.
– Ты еще увидишь, до чего я могу быть похожим, когда станешь бороться со мной, – сказал ээ, и теперь слова его прозвучали вслух, а губы шевелились. – Легкого ветра, – попрощался он и вдруг исчез.
Стали проходить дни – а его не было. Я волновалась. Я боялась, что он меня обманул – обретя новую форму, скрылся. Камке сказать не решалась. Шли дни растущей луны. На утесе, когда девы блуждали со своими ээ, я лежала, как мерзлое бревно. Стояли морозные ночи, потрескивал костер, и Камка сама себе напевала. Глаза ее были закрыты, она сидела и тихо качалась, будто тоже была не здесь. Она вновь походила на старуху. Я смотрела на нее и дивилась, что мерзну, тогда как раньше, с ээ, совсем не чуяла холода. Но подойти к огню не решалась. Только когда не чуяла уже тела, подползала. Но Камка не задавала вопросов и вообще не говорила со мной.
