Н. А. Львов | страница 10




Эти стихи могут показаться наивными и архаичными. Но следует вспомнить, на какой стадии развития находилась русская поэзия в 1774 году.

Сонеты в России создавали лишь Тредиаковский и Сумароков, причем их сонеты сейчас кажутся еще более устаревшими. Чеканная, упругая форма сонета требует от стихотворца особого, безупречного мастерства, строгой, логически ясной архитектоники. А юноша Львов только начинал слагать стихи. Приведем полностью самый удачный из его переводов (опять-таки прозаический):

«Один в задумчивости.

Задумчив и уединен, тихими и робкими стопами хожу я в полях необитаемых и, рачительные устремя взоры, убегаю следы людей, кои нахожу в песку запечатленны.

Увы! Я не могу иным образом скрывать страсть мою от всех взоров; ибо все познают по смущению, на лице моем изображенном, силу пламени, терзающего мое сердце.

Оно горит так, что, кажется, горы, холмы, леса и реки окрестные выдают предел моей муки, которую я от сведения людей скрыть стараюсь; но увы, сколь ни дики, сколь ни пусты места, в коих я скрываюсь, нет места, где бы любовь меня не преследовала; повсюду она со мною беседует, и я повсюду беседую с нею».

Несмотря на устаревшие ныне слова и обороты речи - «рачительные взоры», «убегаю следы», - невольно подпадаешь под обаяние поэтичности перевода.

Итак, Львову принадлежит попытка одного из первых переводов Петрарки, а также попытка, тоже из ранних, преодолеть трудную стихотворную форму сонета.

Даже при беглом взгляде на занятия Львова в годы юности выявляется основная черта его характера: живой, трепетный интерес ко всему, с чем он соприкасался. Первый биограф писал: «Не было Искусства, к которому бы он был равнодушен, не было таланта, к которому он не положил тропинки; все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце. Он любил и стихотворство, и Живопись, и Музыку, и Архитектуру, и Механику... Казалось, что время за ним не поспевало: так быстро побеждал он грубую природу и преодолевал труды, на пути к приобретению сих знаний необходимых».

Послужных списков Николая Александровича разыскать пока не удалось. Поэтому о его службе в Измайловском полку остается только гадать.

В начале 1770-х годов он перешел на гражданскую службу. На первом нам известном портрете 1773 года, написанном Д. Г. Левицким, он изображен в гражданском костюме. 8 июля 1774 годом помечена эпиграмма Львова:



«К моему портрету, писанному господином Левицким


Скажите, что умен так Львов изображен?