бы что! Я всегда на них полагаюсь: непременно выведут
куда надо.
Евлампий много говорил о трудностях своей жизни и
работы. Сургут — о д н о из стариннейших русских поселений
в Сибири: оно основано в 1593 году, но это настоящий край
земли. В городке тысяча жителей — почти исключительно
рыбаки и охотники. Исправник, церковь, приходская школа,
казенная винная лавка, тюрьма. Телеграфа нет. Летом
связь с внешним миром поддерживается пароходами.
В остальное время городок отрезан от всего на свете. По
крайней мере, раз в год Евлампий объезжает всю свою
паству. Он берет каюк (большая гребная лодка с малень
кой каютой без окон) и отправляется в долгий путь — от
одного остяцкого поселка до другого. Расстояния между
поселками огромные — сто, двести и больше верст. В каж
дом поселке Евлампий остается по неделе, по две — творит
службы, венчает, крестит, хоронит (пост-фактум), пропове
дует «слово божие», оказывает медицинскую помощь, раз
решает споры и конфликты. Остяки формально числятся
православными, однако Евлампий не скрывал, что своим
языческим богам они больше верят, чем «святой троице».
— Самое трудное, — говорил Евлампий, — это река Вах.
Подыматься по ней мне приходится почти тысячу верст.
Места дикие, нелюдимые, холодные. Осенью ледоход все
гда начинается с Ваха. Коли лед пошел по Ваху — значит
кончено: всю Обь льдом запрудит. И люди по Ваху тоже
подстать: темные, хмурые, упрямые. Никому не верят.
Чуть что, норовят в лес уйти. А в лесу кто же их найдет?
Тайга-матушка без конца-краю. От Сургута до Енисея —
почитай тысячу верст — одна сплошная тайга без пере
рыва. Даже остяки бродят лишь по краям тайги. Редко
кто заходит глубже ста — ста пятидесяти верст от тече
ния рек. А дальше? Что там дальше? Никто не знает.
Там никогда не ступала нога человека.
Мы вышли с отцом на берег проводить отца Евлампия.
Уже темнело. Матросы заканчивали погрузку дров, и
97
пароход готовился к отплытию. В маленьких сургутских
домиках один за другим зажигались тусклые керосиновые
огоньки. За серо-деревянной панорамой убогого городка
неподвижно чернела темная стена беспредельной тайги.
В небе загорались первые звезды. Все было тихо, мрачно,
могуче, первобытно... И только этот маленький пароход,
затерявшийся в безбрежности водной стихии, с его элек
трическими огнями, с его гулом машин, с его лихорадочно
бегающими людьми резко нарушал гармонию общей карти
ны. Он казался здесь дерзким пришельцем из совсем дру
гого мира — мира движения, мысли, борьбы, цивилизации.
