красной нитью прошла через все мое последующее бытие
и которая, в конце концов, привела меня в лагерь марксиз
ма-ленинизма.
6.
Весной 1893 года отец был назначен сопровождать пар
ПУТЕШЕСТВИЕ В ВЕРНЫЙ
тию новобранцев из Омска в Верный (ныне Алма-Ата).
Такие партии отправлялись каждый год. Рекрутов из Ак-
51
молинской области, из Тобольской и Томской губерний,
входивших в состав западносибирского генерал-губерна
торства, набирали осенью; в течение зимы они проходили
первоначальную тренировку в омских казармах, а весной
следующего года часть из них направлялась уже для от
бывания всего срока службы, который в то время был ра
вен четырем годам, в Верный, Пржевальск, Зайсан и дру
гие пункты Семиреченской области, соприкасавшейся с
китайской границей. Состоя «врачом для командировок
при Омском военно-медицинском управлении», отец и был
послан сопровождать подобную партию молодых солдат.
Он взял меня с собой, и эта поездка, продолжавшаяся в
общей сложности свыше двух месяцев, навсегда осталась
в моей памяти, как одно из самых ярких событий моего
детства.
Расстояние от Омска до Верного — две тысячи верст.
Путь был длинен и сложен и проходил по рекам, горам,
пустыням, в разных климатах и среди очень разнообразной
флоры и фауны. Но тем интереснее он был для жадного на
впечатления девятилетнего путешественника.
Сначала вся наша партия, состоявшая из трехсот ново
бранцев, погрузилась на суда. Офицер, командовавший
партией, и отец, сопровождавший ее в качестве врача,
устроились на том самом курбатовском пароходе «Форту
на», который, как самое быстроходное судно на Иртыше,
давно уже тревожил мое воображение. Новобранцы же во
главе с фельдфебелем и несколькими унтер-офицерами,
игравшими роль «дядек» для молодых солдат, размести
лись на большой барже, которую вела на буксире «Фор
туна». Мест всем на барже не хватило. Было скученно и
тесно. Часть новобранцев спала на палубе. Но фельдфе
бель Степаныч, плотный, рыжий, рябой мужчина лет со
рока, этим не смущался. Нервно теребя свои лихо закру
ченные усы, он, как мячик, катался с одного конца баржи
на другой, распоряжаясь, покрикивая, подталкивая, руга
ясь матерными словами и грозя непокорным, огромным,
красным, точно из железа сбитым кулаком.
— Шевелись, кобылка! — кричал Степаныч страшным
голосом. — Шевелись! В тесноте, да не в обиде! Кто на
лавку, а кто под лавку. Все места казенные. Не отставай.
Не то...
И Степаныч красноречиво водил в воздухе кулаком.
Это производило впечатление.
