значения слова «государство», но каким-то неясным ин
стинктом, каким-то подсознательным чутьем мы подходили
к смутному восприятию этой сложной концепции, и Мос
ковский тракт как-то своеобразно становился в наших гла
зах ее символом и олицетворением. Много лет спустя я
узнал, что, когда древний Рим завоевывал какую-либо
страну или провинцию, первое, что он всегда при этом де
лал, была постройка хорошей дороги — знаменитой «рим
ской дороги», прочно соединявшей новое владение с сто
лицей государства. Такая дорога сразу служила двум це
лям: для Рима она открывала возможность в случае надоб
ности быстро перебрасывать по ней свои легионы, для по
коренных народов она становилась воплощением единства
империи, к которой они теперь принадлежали. Мы, маль
чишки, ничего не знали о римской истории, но в наших
ощущениях, вызываемых Московским трактом, было что-
то родственное этим далеким отголоскам древности. Не
даром часто можно было услышать из уст даже самых от
чаянных головорезов нашей улицы:
— Московский тракт... н-да... это не что-нибудь тебе
такое...
И опять-таки как-то незаметно, само собой, мы, малень
кие существа, впитывали в себя с и б и р с к и е м а с ш т а -
б ы. Да и как было их не впитывать, когда каждодневно
от прохожих и проезжих мы слышали, что езды от Омска
48
до Томска десять дней, от Омска до Иркутска три недели,
а от Омска до Владивостока, почитай, два месяца...
1 августа 1892 года я поступил в приготовительный
класс Омской мужской гимназии. Хорошо помню этот зна
менательный в моей жизни день. Еще накануне я с утра
волновался, не мог ничем заняться, нервно проверял книж
ки и тетради, которые я завтра возьму в класс, несколько
раз надевал и снимал свою новенькую гимназическую фор
му. Ночь я спал плохо и вскочил на ноги ни свет, ни заря,
Мать сама отвезла меня в первым раз в гимназию — жел
то-унылое двухэтажное каменное здание с крытым дере
вянным крыльцом — и сдала меня с рук на руки полному,
седому, в ливрее, гимназическому швейцару. Поглядев на
меня, швейцар как-то странно крякнул и несколько презри
тельно заметил:
— Маловат, маловат-с господинчик... Ростом не вышел.
Мне было тогда всего лишь восемь с половиной лег, и
в серой гимназической форме, с огромным ранцем за спи
ной я действительно походил на головастика. Заметив,
однако, что мать вспыхнула, и, видимо, опасаясь какого-
нибудь реприманда, швейцар поспешил примирительно при
бавить:
— Ничего-с, подрастут-с... Со всеми бывает-с...
Еще мгновенье—и я потонул в многоголовой, шумной,
