вышел из комнаты.
Через несколько минут он собрал летчиков неподалеку от домика. Они о чем-то поговорили, он роздал им
листовки, которые во время полета надо было разбрасывать над городом, и затем все направились к
самолетам. Смушкевич, заняв свое место в кабине летчика-наблюдателя (начинать же с чего-то надо
было), вылетел вместе со всеми.
Полет над городом прошел успешно. А вечером перед началом праздничного концерта Смушкевич [16]
вручил каждому сделанную перед вылетом фотографию. Летчики недоуменно рассматривали снимки. Но
их дети и жены, которые ни о чем не знали, с интересом отыскивали знакомые лица, и вскоре их
настроение передалось и летчикам.
А политрук отправился за кулисы. Войдя в гримерную, он присел перед зеркалом, примеряя парик: сегодня ему предстояло сыграть главную роль в пьесе Мольера «Проделки Скапена». «Игра-то ведь уже
началась, — подумал он, — а теперь продолжим». Рядом в гриме Арганта сидел Зернов. Улучив момент, когда он отвернулся, Смушкевич положил перед ним фотографию. Совершенно ошеломленный, Зернов, который уже вошел в образ, только и смог произнести:
— Этакая дерзость! И как провел! Удача твоя, что получился неплохо. И посему тебя прощаю...
— Ах, сударь, мне много легче стало после ваших слов! — продекламировал Смушкевич, и оба
расхохотались.
Спектакль имел шумный успех.
Но, конечно, все это было не главное, хотя и сыграло свою роль. Летчики оценили и юмор политрука, и
его выдумку. Между ними установились сердечные отношения. На его занятия стало собираться намного
больше народу, и, когда он, по привычке проведя несколько раз рукой по своей густой шевелюре, тщетно
пытаясь ее пригладить, вставал и говорил: «Ребята, сейчас я вам буду рассказывать...» — мгновенно
наступала тишина...
Посадив машину, Смушкевич подошел к жене.
— Что-то у меня сегодня не клеится. Ты подожди еще немного. Тут где-то должен быть Медянский. Я его
попрошу. Мы быстренько...
Командир эскадрильи Медянский уже привык к [17] тому, что к концу его занятий с летчиками комбриг
обязательно оказывается неподалеку.
Он терпеливо ждал, пока Медянский освободится — нарушать распорядок дня было не в его правилах,
— а потом отводил в сторонку и говорил:
— Полетаем немного. Что-то не выходят виражи...
— Как же так, Яков Владимирович? Вчера все отлично было, — удивлялся Медянский.
— Так то вчера, а надо посмотреть, как сегодня будет...
И Медянский, который так же, как и он, был влюблен в небо, не мог отказать. Опытный кадровый летчик
