Как выяснилось потом, наш полк, подведя свои цепи на дистанцию до полутора-двух верст до Терсы, был уже готов продолжать наступление, но вдруг после того единственного орудийного выстрела стал свидетелем совершенно непонятного: в самой Терсе послышалась [101] пальба, поднялась суматоха, появились бегущие из села люди, а затем неожиданно началось массовое отступление пеших и конных белогвардейцев и их артиллерии по Вязниковской дороге на Тростянку. Этот факт был замечен одновременно на командных пунктах начдива и нашего комбрига Федорова, который находился вместе с командиром полка Голенковым.
Командование дивизии происходящее в Терсе приняло за боевые действия пока неизвестно откуда появившейся нашей красной конницы. Чтобы не ударить по своим, комбриг и приказал нашему полку продолжать наступление - овладеть Терсой, но до прояснения обстановки огня не открывать. После взятия Терсы полку приказывалось захватить Журавку и Краишево. Соседняя бригада получила предписание начать наступление на тростянском направлении.
Когда дивизия начала общее наступление, а наш 199-й полк двинулся вперед, чтобы овладеть Терсой, а точнее, подбирать там оставленные врагом трофеи, - нашей разведгруппы в селе уже не было. Лично я, в это время никем из своих однополчан не узнанный, затерявшийся в пестрой массе беглецов, разбросанных по полю, очумело несся на своем полузапаленном Гнедке и, до хрипоты крича «ура», продолжал преследовать врага и рубить шашкой беляков, что попадались под руку.
Здраво- то рассуждая, конечно, давно пора было уже повернуть к своим да и закончить терсинский рейд. Однако этого я не сделал, за что только случайно не поплатился жизнью.
Преследуя противника, я приметил впереди довольно большую группу беглецов и на этот раз, впервые вспомнив об осторожности, решил врезаться в нее не в одиночку, а вместе со своими товарищами по рейду. На полном галопе начал придерживать разгоряченного Гнедка, чтобы дать возможность следовавшим за мной разведчикам подтянуться - по резвости-то моему Гнедку не было равных. И когда по топоту лошадей понял, что несущаяся сзади группа вот-вот поравняется со мной, я обернулся и вопросительно закричал:
- Смотри, это наши?
- Сволочь! На тебе - «ваши»! - В этот момент последовал тяжелый удар по левому плечу.
Повисшая рука выпустила повод, освобожденный Гнедок сделал отчаянный рывок вперед. Обернувшись, [102] я успел разглядеть дочерна загорелую, от ярости искривленную скуластую физиономию белогвардейского офицера с занесенной для повторного удара шашкой, Глаза его, мне показалось, налились кровью. За ним, как бы обтекая меня полукругом, неистово размахивая шашками и крича что-то невнятное, во весь опор неслись еще десятка полтора белых офицеров и казаков. Моих товарищей по налету сзади не было…
