Обстановка требовала немедленного выступления в поход. Однако Гребенников считал, что ночь - не лучшее время для формирования объединенного отряда казаков [58] наших соседних станиц. Кроме того, он решил, что до Елани не так уж далеко - каких-нибудь девяносто - сто верст - и крепкому отряду под силу преодолеть их за несколько дней, да и своими рейдами по тылу деникинцев помочь нашей регулярной армии. Ревкомы станиц, с которыми поддерживалась постоянная связь, с такой постановкой вопроса были согласны.
К ночи в станице все привели в полную боевую готовность. На окраинах - наиболее вероятных направлениях появления противника - было выставлено усиленное сторожевое охранение с выдвинутыми вперед дозорами. Дежурная пешая группа - у ревкома; в ней находился и я. Основная конная группа (главные силы) - на выезде к дороге, ведущей на хутор Атамановский, обоз - по улице в направлении Березовской.
Поздно вечером Гребенников созвал последнее собрание партячейки и комсомольцев. На повестке дня: задачи коммунистов и комсомольцев во время похода на соединение с частями Красной Армии. В текущих делах - прием в члены партии.
- В этот тяжелый для нашей Советской Республики момент в ячейку поступило заявление о приеме в члены партии комсомольца Соколова Николая, - сказал в конце собрания предревкома. - Пишет, что хочет идти в бой партийным. Рекомендуют его - я, Решетин и Василий Царьков. Мы все его знаем. Уверен, что доверие партии он оправдает.
Меня приняли единогласно. Так в ночь перед отступлением с Дона я стал членом партии. Теперь мне предстояло делом оправдать высочайшее звание члена РКП(б).
…С тех пор прошло много лет, но я вспоминаю этот день, 21 июня 1919 года, как самый знаменательный в моей жизни и чувствую тепло рукопожатий и добрых напутствий друзей-коммунистов из станичной партячейки.
Около трех часов утра, когда занявшийся июньский рассвет уже переборол полную тревожных ожиданий ночную темноту, я услышал зовущий меня с улицы голос предревкома:
- Соколов! Николай! Поди сюда поскорее!
Я вышел. У крыльца стояли Григорий Иванович и дорогой мой дядя Леша Долгих, которого мне очень хотелось повидать и узнать, какое место он занял в нашем отряде. Предревкома сразу схватил меня за руку и неожиданно закричал: [59]
- А ну-кось, целуй своего учителя, да по-казацки, покрепче!
- А в чем дело? - недоумевал я.
- Целуй, целуй, а потом и спрашивай!
Я охотно обнял и поцеловал дядю Лешу.
- Ну вот и порядок, - с удовлетворением сказал Гребенников. - Ты погляди, какой Алексей Григорьевич тебе подарочек припас. А я-то все время за тебя мучаюсь, не знаю, где достать! Думал: из первых трофейных или где-нибудь по пути раздобыть.
