В этот момент раздалась команда, и мы, выстроившись по четыре в ряд, покинули сборный пункт.
Впереди была чужбина, был плен без проблеска надежды на побег.
«Нет! - сказал себе я. - Бежать надо до того, как прибудем в Николаев. Лучше пуля в спину, но только здесь, на своей земле».
Растянувшись почти на полтора километра, наша колонна начала марш к Николаеву. До полудня было [57] еще далеко, но жара уже давала себя знать. На небе ни облачка. Сухой, обжигающий ветер осыпал нас горячей пылью.
Мы внимательно присматривались к румынским конвоирам. Их было немного на пять тысяч человек. В хвосте колонны шли двое. Один напомнил мне гестаповца Карла. Маленького роста, кривоногий, с длинными жилистыми руками и низким угреватым лбом, он очень походил на гориллу. Я подумал, что и характер у него наверное, под стать облику. И не ошибся.
Где- то на десятом километре пути из колонны выбежал пленный. Расстегивая на ходу ремень, он направился к кювету. Намерения его были ясны. По этому поводу кто-то даже пошутил, раздался дружный смех. И в тот же миг сухо и коротко протрещала автоматная очередь. Несчастный вскинул голову, изогнулся и медленно повалился.
Пленного убил гориллоподобный конвоир. Его напарник осуждающе покачал головой и что-то произнес. В ответ последовала брань. Это я понял по интонации.
- Этот гад не промахнется, - отметил Вязанкин.
Через тридцать километров объявили привал. Колонна свернула в сторону, расположилась на отдых. От жары меня разморило, и я заснул. Незадолго до этого нам повстречался в степи одиноко стоявший ангар. Он напомнил недалекое прошлое. Должно быть, поэтому мне приснился аэроклубовский подмосковный аэродром.
Был тихий теплый вечер. Я лежал на спине и смотрел, как солнце медленно скатывается за Клязьму. Где-то в небе рокотал мотор. Я повел глазами и различил самолет Лукашина. Он только что вернулся из зоны. Над стартом поднималось облачко пыли. Чей-то У-2, сильно задрав хвост, шел на взлет. Курсант уже набрал достаточную скорость, но машина не слушалась неумелых рук и никак не хотела отрываться от земли. «Ну поддержи ее, дорогой! - закричал я. - Помоги ей, не прижимай рулями, тогда она перестанет долбить колесами землю». Наконец У-2 взмыл и стал удаляться, превращаясь в точку. Тут же возле самого посадочного знака «Т» приземлился наш инструктор Патока. Заглушив мотор, он, как ошпаренный, выскочил [58] из кабины на плоскость и начал за что-то распекать курсанта Девятова. Я поднялся и торопливо зашагал к самолету. «Что ты делаешь! - крикнул я издали Патоке. - Немедленно отгони машину». Обернувшись, Патока положил пальцы в рот и засвистел. «Сумасшедший!» - подумал я и тут же проснулся.
