— Этот сумасшедший теннисист был не кто иной, как мой отец, и я не желаю ничего слышать о его сумасшествии, тем более от тебя, Дэвид.
В тот же вечер я сказал своей жене, когда она вернулась домой:
— Ты только послушай, что заявил мне Дэвид! Что моя песенка спета. Но как она может быть спета? Я ведь ни для кого не пел!
— Но для меня же ты пел, — возразила моя жена, Сказочная Принцесса, и подбросила полено в наш открытый камин, у которого уже тогда была слабая тяга.
— Это правда, но я не это имел в виду.
Пускай все сговорились отправить на свалку мой цикл о Сидни Брохштейне, это еще не означает, что моя песенка спета. По крайней мере, я так считал. Когда песенка спета — тут уже не до смеха.
— Ребекка, — начал я, — скажи честно, зачем ты подбросила тогда мне в подъезд тот кусочек картонки?
Ее кофе опять подернулся пленкой.
— Меня попросили передать пакет, и я вдруг подумала, что, возможно, мы проведем приятный вечер.
— Но почему ты вдруг подумала, что, возможно, мы проведем приятный вечер?
Я схватил ее за руку. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что ответ на этот вопрос не терпит отлагательств.
— Я прочла твою книжку.
— Какую книжку?
— «268-й номер в списке лучших теннисистов мира».
Я отпустил ее руку.
— А раньше ты говорил, что не будешь переживать, если твои книги отправят на свалку, — сказала моя жена.
Мы с ней ждали такси, на котором собирались ехать в ресторан.
Наша жизнь вела нас от ресторана к ресторану с короткими остановками в кинотеатрах, барах, кофейнях и также в нашем собственном доме — этой гостинице без сервисного обслуживания.
— Раньше мои книги входили в десятку бестселлеров, и так продолжалось не каких-нибудь шесть или, скажем, двенадцать недель. Так было целых шестьдесят восемь недель.
Наконец наше такси подъехало.
— Ты должен ценить Дэвида за то, что он пытается сказать тебе правду, — сказала моя жена.
— Я и ценю. Только это неправда. Моя песенка вовсе не спета. Кроме того, я сам пригласил его на ленч. Уверяю тебя: это его песенка спета.
— Да не кипятись ты так, — сказала Сказочная Принцесса, — забвение еще никого не миновало.
— Единственное, о чем я прошу, — это чтобы забвение подзадержалось хотя бы лет на десять, пока мои финансовые дела не восстановятся. Вот тогда пускай и приходит. Куда ему так торопиться?
Когда мы уже сидели в ресторане, Сказочная Принцесса спросила:
— Может, тебе и вправду больше не стоит писать о Сидни Брохштейне?
Я заказал коктейль. Обычно я не пью коктейли, но сейчас мне почему-то ужасно захотелось выпить коктейль.
