Ранние рассказы [1940-1948] | страница 131

Си Херцу он не только дал весьма дельный совет насчет его книги (тогда еще готовившейся) о Вордсворте, но подсказал название и содержание трех глав.

Суфражистские выпады Элис Хэпберн он отразил и глазом не моргнув.

Он крайне деликатно и совершенно впустую объяснил Уэсли Фаулеру, почему Уолт Уитмен не «непристойный» поэт.

Ни в том, что говорил Форд, ни в том, как он вел себя весь вечер, не было даже намека на позерство. Он просто был великим человеком, который, невзирая на то, что его величие сковано рамками званого обеда, тактично и последовательно, оставаясь самим собой, без высокомерия и заискивания, общался с присутствующими. Вечер удался. Пускай не все это понимали, но чувствовали все. На следующий день в редакционный кабинет Корин позвонил по внутреннему Роберт Уэйнер.

Как всегда случается с теми, кто излишне печется о чужой добродетели, Уэйнеру даже по телефону было трудно скрыть свою озабоченность.

— Прекрасный вечер, — начал он.

— Бобби, ты просто прелесть! — воскликнула Корин, заходясь от восторга. — Вы все — просто прелесть! Слушай. Поговори с телефонисткой. Узнай, может, я могу тебя поцеловать.

— Делать нечего. — Уэйнер откашлялся. — Рад служить моему правительству.

— Я не шучу! — У Корин даже закружилась голова от избытка нежности к Бобби; он правда был просто прелесть. — При чем тут правительство? — поинтересовалась она беспечно.

— Он не любит тебя, Корин.

— Что? — спросила Корин. Она отлично расслышала Уэйнера.

— Он не любит тебя, — отважно повторил Уэйнер. — Форду даже в голову не приходит, что тебя можно любить.

— Заткнись, — сказала Корин.

— Хорошо.

Последовала долгая пауза. Потом Уэйнер все же подал голос снова. Казалось, он говорил издалека.

— Корин, я помню, как очень давно поцеловал тебя в такси. Когда ты первый раз вернулась из Европы. Это был не совсем честный поцелуй, замешанный на виски с содовой — может, помнишь — я еще смял твою шляпку. — Уэйнер снова откашлялся, но на этот раз договорил до конца все, что считал необходимым сказать: — Понимаешь, ты тогда так подняла руки, чтобы поправить шляпку… и в зеркальце над фотографией водителя у тебя было такое лицо… В общем, я не знаю. Ты до того здорово посмотрела и вообще. Короче, поправлять шляпку, как ты, не умеет никто на свете.

Корин холодно оборвала его, спросив:

— Ну и к чему ты это?

Но все же Уэйнер растрогал ее, и довольно глубоко.

— Да ни к чему, скорей всего. — И потом: — Нет, к чему. Очень даже к чему. Я пытаюсь тебе втолковать, что Форду не дано понять, что лучше тебя никто на свете не умеет поправлять шляпку. Я хочу сказать, человек, подобно Форду достигающий вершин поэзии, не может оставаться нормальным мужчиной, способным разглядеть умеющую поправить…