А Мамонт ее так обнял — только каменной и выдюжить.
Пудов поди восемнадцать мрамор-то тянул. Тяжело. Сердце встрепыхнулось, во всю силу бухает. И слышит вдруг Мамонт, вот вьяве слышит, как у богини тоже сердечко заударялось. Бывает такая обманка. Кто испытать хочет — возьми двухпудовку-гирю, а лучше четырех, прижми ее к груди в обхват и поднимайся по лестнице. И в гире сердце объявится. Мамонту это, конечно, впервинку. Приостановился: бьется сердечко, и мрамор под руками теплеет.
— Фот сута поставливай, — указывает Карлушка.
Опустил он тихонечко ее, и в дрожь парня бросило.
Ноги дрожат, руки дрожат — не с лагерного, видно, пайка таких девушек обнимать. Комендант платочком пробует, много ли пыли на мраморе, а Карлушка что-то гуркотит-куркотит ему по-немецки и все на Мамонта указывает. Пощурил комендант на него реснички. Потом головой прикинул. «Гут», — говорит. Дотолковались они о чем-то. В лагерь идут, подпрыгнет Карлушка, стукнет Мамонта ладошкой пониже плеча и приговорит:
— Сильна Мамонт!
Десяток шагов погодя опять хлопнет и опять восхитится:
— Здорова Мамонт!
А тот про богинино сердечко размышляет, дивуется, и сама она из глаз нейдет.
В лагерь зашли. Мамонт к своему бараку было направился, а Карлушка его за рукав:
— Ты другой места жить будешь…
И повел его в пристроечку, где повара обитались.
Командует там:
— Запирай свой трапочка и марш-марш нова места.
Объяснил поварам, куда им переселяться, и с новосельем Мамонта поздравил.
— Тут тебье сама лютча бутет.
Тот по своей бесхитростности соображает:
«Правильно, дескать, покойный политрук говорил, что немец силу уважает. Видал? Отдельную квартерку дали!»
Перенес он сюда свою шинелку серую, подушку на осочке взбитую, одеялко ремковатое — устраивается да припевает на веселый мотив:
Утро вечера мудрей,
Дедка бабки хитрей,
Стар солдатик…
Только «мудрей-то» на этот раз вечер оказался.
Через полчаса является Карлушка — две бутылки самогону на стол, корзинку с закуской.
— Гулять, — говорит, — Мамонт, будем!
Ну, и наливает ему в солдатскую кружку.
— Пей, Мамонт!
Тот, недолго удивляясь, со всей любезностью:
— А вы, господин ефрейтор?
— Я, каспадин Мамонт, сфой румочка потом выпивайт. Пробовай без церемония.
Баранью лопатку, зеленым лучком присыпанную, из корзинки достает, полголовы сыру, лещей копченых, хлеб белый…
— Пей, Мамонт!
Окинул тот Карлу своими голубыми глазами, прицелился в жижку и по-веселенькому присловьице подкинул:
— Ну! За всех пленных и нас военных!..
