«А может, на самом деле умереть? — спросила себя Женька. — Отравиться. Или под поезд. Как Анна Каренина».
Она увидела себя лежащей в гробу, увидела венки из бумажных цветов, скорбную процессию. Даже медный грохот нанятого оркестра услышала и… содрогнулась. Женька не могла выносить эти ужасные оркестры с полупьяными трубачами-лабухами, и когда на их улице кого-нибудь хоронили, запиралась в ванной. Кстати, и себя Женька увидела идущей за гробом — черная тальма, черное макси… Ей, блондинке, черное шло. По контрасту…
Женька уткнулась в подушку. У нее защипало глаза: очень грустно видеть себя в похоронной процессии, грустно в первый майский день быть несчастной. Вдруг вспомнила: экзамены на носу. Одно к одному на бедную головушку! Накатывает: зубрежка с утра до вечера, с вечера до утра, гляди на мир божий через оконные переплеты, как через тюремную решетку. Первый экзамен — западная история: три высокоученых булыжника с разливанным морем дат. Когда какой королишко родился, когда его помазал на престол папа Римский, в каком году от рождества Христова пырнул его ножиком родной братец.
Ах, уснуть бы снова! И пусть вместо жалкой действительности опять увидится чудная фантазия с полетом над цветущей лужайкой. Как все явственно! Даже запах цветов Женька слышала во сне: горьковато-пряный — ромашек, прохладно-сладкий — незабудок. Мать утверждает, если во сне летаешь, значит еще молодая, растешь. Глупости! После трех лет университетской зубрежки Женька чувствовала себя старухой. В глазах еще рябит от крученой готической вязи: только что по немецкому «тыщи» сдавала, и вот уже экзамены… Она совсем собралась поплакать — что за судьба у нее такая! И это называется счастливая юность?! — но в коридоре громко забили часы. Били долго, десять или одиннадцать раз. Женька начала было считать, но бросила: надоело. А пока считала, желание плакать перемоглось. Плакать надо ночью, когда никого нет, когда тебя никто не слышит, кроме бога. И мешала мать, которая гремела на кухне посудой, мешала доносившаяся с улицы возня: что-то кто-то делал под окнами, слышались разговоры, смех.
Ах да! Праздник, весна. Все счастливы, все торжествуют. Олечка торжествует, ну и пусть. Она-то уж не ошибется, счастливая победительница.
Ладно, всхлипнем еще разок — и хватит. Впереди — целая жизнь, хватит времени поплакать.
Женька отдернула портьеру и зажмурилась: в глаза ударило солнце, будто швырнуло горячим песком.
