Искушение Данте | страница 39



— Антилия появилась во Флоренции недавно, — ответил Августино, в чьих глазах еще блестело желание. — Она из далеких стран. Видели, какое у нее лицо? Говорят, она одна из немногих, кто спасся во время резни, учиненной сарацинами в Сан Джованни д’Акри. У нее ничего и никого нет, только эта умопомрачительная красота. Наверняка на родине она и научилась этому невероятному танцу. Это вам не наши деревенские пляски!

— Вряд ли ее родители итальянцы.

— Может, они были византийскими греками. Или евреями. Или рабами родом из Анатолии. Она и сама не знает. Или не хочет признаваться.

— Ну и как? — с хитрым видом спросил поэта Бруно Амманнати. — У вас не возникает желания поближе познакомиться с этим источником нашего вдохновения?

Мужчины за столом навострили уши, всем было интересно, как Данте, этот поборник добродетели, отреагирует на подобное предложение.

— Здесь пиршество скорее любви, а не мудрости, — уклончиво ответил он.

— Причина тому — женщина, которой вы только что восторгались, мессир Алигьери, — сказал Антонио да Перетола. — Но разве не могли быть посвящены ей ваши строки, которые я с удовольствием вспоминаю:

«Voi che sapete ragionar d’Amore
Udite la ballata mia pietosa
Che parla d’una donna disdegnosa
La qual m’ha tolto il cor per suo valore»?[5]

Данте возмутился, услышав начало одной из канцон, посвященных им Беатриче. Как можно восхвалять этими словами плотские прелести какой-то там танцовщицы?!

У него на языке вертелась резкая отповедь, но он удержался. Ведь Антонио наверняка хотел не обидеть его, а польстить ему!

— Кроме того, и мудрейший Соломон не отказывался выполнять пожелания царицы Савской. Он делал это без колебаний и не утерял из-за этого ни крупицы своей славы, — каким-то двусмысленным тоном сказал архитектор Якопо. — Может, и вы найдете здесь новые источники поэтического вдохновения…

— Увы, но обязанности моей новой должности не оставляют мне времени для сладостных любовных песен, — ответил Данте.

— Но ведь мы рассуждаем здесь не только о любовных утехах, — миролюбиво заметил Чекко из Асколи. — Мы говорим и о плодах познания, и о том, что скрыто от нас природой, которая ревниво стережет свои секреты. Истинное призвание ученого — пытаться проникнуть во все тайны. В этом и заключается высшая задача Studium, который мы создаем.

— И все же именно любовь должен особенно тщательно изучать человеческий ум, — настаивал Якопо. — Кому это знать лучше вас, мессир Алигьери?!