«Что это я разболталась о любви?»-подумала Ирина. Спокойное, открытое лицо Чернова, голос, весь его вид привлекали ее и внушали доверие. Он казался ей простым и сердечным. Может быть, это и вызвало ее на такой откровенный разговор. Ирина, испытывая неловкость, посмотрела на свекровь.
Аксинья Ивановна сидела по прежнему спокойная, но по слегка приподнятой брови и по глазам ее Ирина прочла немой вопрос: «Что это ты, голубушка, так разворковалась?»
Чернову понравилась непосредственность молодой женщины, но, заметив ее смущение, он перевел разговор на другую тему:
— Елена Николаевна уже с вами говорила о работе? Не возражаете?
— О, нет, конечно! Я так рада. Я думала, что здесь мне нечем будет заняться, и уже пришла в уныние.
— Что ж, товарищ начальник, только невестка работу получила? А я как же? — вмешалась Аксинья Ивановна.
— А может вы еще отдохнете с дороги?
— Время сейчас такое, что нечего сложа руки сидеть. Совесть не позволит. Не на горы же ваши я приехала любоваться.
Чернов с уважением склонил голову, подумал.
— В столовую заведующей пойдете?
«Ты смотри! Как по мыслям читает!» — изумилась Аксинья Ивановна.
— Пойду. Или сказал кто, что я столовой заведывала?
— Нет А вы, значит, работали в столовой? Очень хорошо, Аксинья Ивановна Как говорится, вам и тарелки в руки.
Только ведь вот чего… Требовать я буду.
— Требуйте.
— И от тебя в случае чего.
— И от меня требуйте.
Ну, значит, договорились, — сказала Аксинья Ивановна, поднимаясь. — Пойдем, доченька.
«Хорошая семья», — решил Чернов, оставшись один. Он надел шапку, меховую куртку и, сунув в карман коробку папирос, вышел из кабинета.
Не обиделась бы только Варя Савченко, что на ее место назначил нового человека. Впрочем, Варе трудно сразу и столовой заведывать, и в клубе работать. Она сама об этом поговаривала.
Снег продолжал падать. «Вот и зима», — подумал Владимир Константинович. Он посмотрел на мальчика, возившегося во дворе с собакой. Сын новой воспитательницы. Какие хорошие у него глаза, грустные, серьезные и светлые… Приятно смотреть, как барахтается в снегу мальчишка. Дочку бы сюда, Талочку. Взять бы ее и покатать на санках по этому пушистому снегу…
А Лидия не пишет…
Аксинья Ивановна поднялась чуть свет. Тихонько, чтобы никого не разбудить, особенно Сережу («Постреленок, так чутко спит») затопила плиту, поставила греть воду для умывания.
Вот они и пристроились, наконец. Окончились мытарства. Правда, забрались на самый край света, где кругом одни горы прямо в небеса упираются, ну, да ничего, зато тихо. Натерпелись от бомбежек и переездов достаточно. Аксинья Ивановна вынула из чемодана черное шерстяное платье, единственное, которое удалось захватить впопыхах.
