— Ты, может быть, не поверишь, по я еще никогда не любила.
— А меня? — спросил он, привлекая ее к себе.
Она высвободилась, положила руки ему на плечи и посмотрела прищуренными, смеющимися глазами.
Тебя? Тебя я люблю, как сумасшедшая! — И, засмеявшись, спрятала лицо у него на груди и долго не хотела поднять его.
А когда ом, с ласковой настойчивостью, откинул ее голову и заглянул ей в глаза, Лида была по-девичьи смущенная и счастливая! Да, тогда они были очень счастливы на том деревянном расшатанном крылечке. С тех пор это ощущение не повторялось никогда. Никогда больше Лидия не говорила, что она любит его, как сумасшедшая, и никогда больше не было у нее такого лица…
Может быть, он сам в этом виноват? Очерствел, привык к их сдержанным, холодноватым отношениям, сам никогда больше не говорил жене нежных слов?..
Лидия вышла из спальни. От нее пахло духами. Все втроем они сошли с крыльца к машине. Чернов снял с шубки прицепившуюся черную нитку и посмотрел на жену долгим, грустным взглядом.
— Тебе не будет холодно? Надела бы пуховый платок.
— Нет! Мне жарко, — возбужденно воскликнула она.
— Не беспокойтесь, Владимир Константинович. Я полностью отвечаю за доставку вашей супруги в целости и сохранности. Можете положиться, — расшаркался Казаков.
Чернов не взглянул в его сторону.
— Садитесь, Лидия Львовна! — раскрыл дверцу Казаков.
— Лида, ты, может быть, забыла что-нибудь в комнатах? — спросил Чернов, посмотрел жене в глаза.
— Нет, всё здесь, — сказала она, усаживаясь в машину.
Он думал, что Лидия догадается, войдет с ним на минуту в дом, чтобы попрощаться наедине. «Уезжает, с таким легким сердцем… Нет. Не любит она…» — горько усмехнулся про себя Чернов.
Лидия подала руку. А когда он, задержал ее, заглянул в глаза, она потянулась к нему, подставляя щеку. Владимир Константинович поцеловал ее и, выпрямившись, сказал:
— Ну… вот, значит.
— Что же ты привета не передаешь папе и маме?
— А? Да, да, конечно. Талочку крепко поцелуй за меня… — с оттенком грусти проговорил он.
А когда машина тронулась, он быстро сделал несколько шагов ей вслед и остановился, опустив голову.
«Ну, вот ты один теперь, как старый бобыль…» И, не заходя в свою квартиру, Владимир Константинович побрел к конторе.
