Она. В самом деле?
Он. Да.
Она. Это прекрасно.
Он. В океане плавают тюлени, бегают птицы…
Она. Наверное, по берегу бегают, да?
Он. По берегу.
Она. Может, попугаи?
Он. Точно не знаю. Какие-то птицы бегают. В университетском общежитии у нас будет комната с кухней. Там есть все: холодильник, цветной телевизор, кондиционер. Окна выходят в парк…
Она. Ага.
Он. Здорово, да?
Она. Ага. Я очень рада. Вдвоем нам будет прекрасно.
Он. Еще бы. Накопим денег, купим подержанную машину и прокатимся по Штатам. Это можно сделать очень дешево. Лучше всего купим «фольксваген» или «тойоту»… Они держат цену.
Она. Ага. Великолепно.
Он. Слушай, если не хочешь, можешь этого не делать.
Она. Но ведь все уже решено. Ты лучше рассказывай дальше. Как чудесно будет нам вдвоем на той стипендии. В одной комнатке. Как мы будем друг на друга смотреть и друг друга ненавидеть.
Он. Это ты будешь ненавидеть меня, а не я тебя. Ты меня будешь ненавидеть.
Она. Естественно. Это я буду тебя ненавидеть. А ты будешь меня обожать,
Правда? Но подумай — четыре месяца такой моей ненависти… ты выдержишь? Не поеду я с тобой. Никуда я с тобой не поеду.
Он. Вот видишь, до чего у нас уже дело дошло? И все из-за этого.
Она. Неправда.
Он. Ведь раньше все было прекрасно.
Она. Зачем ты так глупо врешь, как тебе не стыдно? Было кошмарно.
Он. Бывает и на много хуже.
Она. Не бывает.
Он. Бывает. Оглянись на знакомых: Ганя и Кшись. Не успеет он уехать, как она всех обзванивает и умоляет кого-нибудь к ней прийти. И никто не приходит.
Она. Ты приходишь.
Он. Неправда.
Она. Ну, может, в последнее время перестал. Извини, пожалуйста. Но раньше приходил. Потому что ты из тех, кого можно вызвать по телефону. Интересно, есть в Америке что-нибудь в этом роде — call boy[1]?
Он. Очень смешно.
Она. Вовсе не смешно… Кшись хотя бы ни к кому не бегает.
Он. Да он импотент.
Она. Зато ты не импотент.
Он. Дорогая…
Она. Не смей говорить мне — дорогая, впрочем, извини, называй меня — дорогая, называй как хочешь. Так о чем ты говорил, дорогой?
Он. Ведь если бы я так тебя не любил, то не стал бы возражать против этого. Чем бы мне мешало, если бы ты сидела дома привязанная, замученная, а я бы делал, что хочу.
Она. Вот именно, чем бы тебе это мешало?
Он. А тем. Мне же хочется, чтобы ты хорошо выглядела, чтобы мы были на равных…
Она. Что — на равных? И что хотел бы ты делать?
Он. Ты о чем?
Она. Ну, ты сказал, что я сидела бы привязанная, а ты делал бы, что хотел. Так что хотел бы ты делать? И чего ты не можешь делать, в чем я тебе мешаю, от чего ты ради меня отказываешься?
