придется общаться. Беседовать, ну и так далее». Пораженный этой мыслью, я отбросил последние попытки к самостоятельным действиям и застыл, словно неодушевленный предмет, прислонившись к двери, словно составной элемент привычно развивающейся, ежедневно повторяющейся сцены, этакий сторонний наблюдатель, в котором страх парализован ужасом.
Я увидел себя, заглядывающего в словарь Фоля, услышал, как мой собственный голос, чуть измененный — словно на пластинке — стал торжественно декламировать библейские строки. Корнилий призывал Петра на мощно звучащем немецком языке, призываемый же, вняв некоему гастрономическому видению, спешил в дом своего повелителя, проповедуя Слово Божие, — в общем, все то, что я прервал, выходя из дома, там, у доньи Микаэлы, здесь продолжалось без каких бы то ни было остановок. Вскоре я увидел, как я откладываю книгу и включаю радио; я прошел мимо себя, поставил греться чайник и, когда из приемника послышалась какая-то инкская песня, начал тихонько насвистывать мотив, ad hoc[10] неплохо подражая ее северным модуляциям. И все это — не замечая моего присутствия, не удостоив меня ни единым взглядом, словно впав в прострацию при исполнении ритуала приготовления мате под музыку, или же — с безразличием, с которым мы, проходя мимо зеркала, скользим взглядом по собственному отражению. Мне пришлось выслушать сообщения о том, что бомбардировщики «либерэйтор» стерли с лица земли остров Пантеллерия, что король Георг прибыл в Африку и что солдаты, увидев его, запели «For he's a jolly good fellow»[11], а также, что генерал Педро Пабло Рамирес готов пресечь и не допускать впредь спекуляции товарами первой необходимости. Стемнело, я включил свет; поставив кресло поближе к столу, я взял первый том «Renaissance in Italy»[12] Саймондса и погрузился в чтение, время от времени улыбаясь, делая пометки, яростно споря с чем-либо, а порой — явно с удовольствием выражая свое согласие с мыслями автора. А вскоре — да, как раз в это время мне бывает необходимо опорожнить мочевой пузырь, — я встал, подошел к двери и, миновав меня, вышел из комнаты. Актер покидал сцену; у зрителя хватило мужества поступить так же, но направиться в другую сторону, на улицу, чтобы, как безумцу, обрести вдруг вновь осознание абсолютной невозможности происходящего.
Наконец — и только мне известно, что действительно означает это слово, — я вернулся домой. Время шло к ужину, и я решил предупредить свою добрейшую хозяйку о том, что намерен обойтись сегодня без ее запеченного мяса и свежего салата. Донья Микаэла внимательно посмотрела на меня и сказала, что я изрядно бледен.
