Инвалид. Том первый | страница 7
Вот только засада состояла в том, что, когда тебе задают однозначно провокационный вопрос, сделать это очень тяжело. К примеру, вас спрашивают, а не изменилось ли ваше зрение? И что сказать? Что я стал видеть чуть ли не в темноте? Ой, не хочу даже представлять, что со мной сделают после этого. Ведь не зря же они об этом спрашивают? Как бы не разобрали на запчасти.
Так выкручиваться, как тогда, мне в жизни не приходилось. Вот и отвечал, что по сравнению с тем, как пришел в себя, то зрение увеличилось на сто процентов. А если смотреть с сегодняшнего утра, то вроде бы ничего необычного и не происходит. И ведь все — правда. Все необычное происходило ночью, а не с утра. И так далее, в том же духе.
Происходящее дальше мне совсем не понравилось. Если в начале лечения ко мне допускали хотя бы маму, дальше началось нечто совсем невразумительное. Кстати, если верить словам матери и врачей, то отец или был в командировке, или был болен. Понять бы, какие у него могут быть командировки, если до того я даже намека на них не помню? Он всегда был привязан к своей офисной работе и сидел там безвылазно. С болезнями все еще более странно. Сколько себя помню, отец никогда не болел больше одного дня. И то, когда ему этого очень хотелось. Мы с мамой могли валяться больными гриппом по полмесяца, а он даже не чихнет ни разу за это время.
А потом, когда мне должны были начать последний курс лечения, который, по словам профессора, абсолютно точно поставит меня на ноги, нас обрадовали, что общение с родственниками, да и вообще со всем внешним миров придется временно прекратить.
Мама, естественно расстроилась, но, деваться все равно было некуда.
Когда она выходила из моей палаты, что-то буквально вопило о том, что это наша последняя встреча. Поверить в это не мог. Или не хотел? Да и кто в пятнадцать думает о смерти? Но, увы. Интуиция, или какое там чувство отвечает за предсказание будущего, оказалась права. Больше я ни ее, ни отца не увидел.
День «X» начался стандартно, зато продолжился совсем неправильно. Вначале, мне даже не дали позавтракать. А если еще учесть, что вечером перекусить нормально не получилось, очень уж был озадачен нахлынувшими ощущениями, то, думаю, вы поймете, как я себя чувствовал. Профессор о чем-то расспрашивал, заговаривая зубы, а я никак не мог прийти в себя от предчувствия будущей беды. Даже не представляю, почему был уверен, что беда будет в будущем. Но, вот был и все тебе.