— Остап Крамор.
— Ну и что?
— Позволите ли закурить? — словно не замечая насмешки, с прежним достоинством спросил Крамор.
— На здоровье.
— Тогда одолжите папироску.
— Какую марку куришь?
— Подарочные.
— Пойдем в дом.
Только до веранды дошел Крамор и там подождал, пока Бакутин вынес папиросы.
— Соблаговолите сразу две, одну в резерв.
— Забирай все.
— Покорно благодарю.
Закурили. Крамор хватал папиросный дым торопливыми жадными затяжками и, блаженно расслабясь, молчал.
— Кто таков? Зачем пожаловал? — грубовато, но миролюбиво осведомился Бакутин.
— Видите ли, сколь ни прискорбно сие признание, но… Формально говоря, я — бич… бывший интеллигентный человек. Такова скорлупа, так сказать…
— А ядро? — нетерпеливо перебил Бакутин.
— Художник-профессионал. Гражданин СССР. Паспорт и трудовая книжка, и даже свидетельство о браке — все в ажуре…
— С биографией ясно. Зачем сюда?
— Каждый человек — океан. Стихия. Архипелаги. Островки. Подводные течения… Неуправляемые — вот суть. Когда накатит и откуда — бог весть. Ждешь штиль, реванет ураганище. Ураган в себе — страшней любого вселенского катаклизма. Даже от всемирного потопа кому-то удалось спастись, а от себя никто не ушел. Человек всю жизнь бежит по замкнутой. К исходной. К изначальной. То есть к нулю. От нуля к нулю. И чем дальше от него, тем ближе к нему. И чем быстрее от него, тем опять же быстрее к нему. Так и все человечество. По замкнутому. Об этом в Библии так сказано: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…»
— Понятно. Библейский проповедник нам ни к чему, а художник — нужен. Шагай в отдел кадров, я сейчас позвоню. Найдешь Рогова, моего заместителя по быту, устроит с жильем. А это — возвратная ссуда до первой получки.
Вынул из кармана двадцатипятирублевую бумажку, протянул Крамору. Тот деньги взял степенно и в карман их положил неторопливо, и лишь после этого растроганно бормотнул: «Благодарю покорно… Благодарю», а его темные, глубоко посаженные глаза влажно блеснули.
— Давно не обедал? — спросил Бакутин.
— Вы хотите спросить, давно ли не ел… — кадык его дрогнул.
— В животе пусто — в голове негусто. Пойдем, пожуем. Не смущайся: дома — никого.
— Чертовски хочется отказаться. Знай наших. А брюхо вцепилось в глотку и не дает пикнуть. Позвольте, я пообчищусь немножко, стряхну дорожную пыль.
— Валяй, — махнул рукой Бакутин и ушел в дом.
По тому, как Крамор держал ложку, как бесшумно глотал суп, как орудовал вилкой и ножом, Бакутин понял — гость сказал о себе правду.
