Однако она упрямо стояла на своем:
– Еще рано говорить, проиграна война или нет. Ты не знаешь Асташева. Он хитрый и упрямый воевода. Ты не знаешь нашего царя. Он просто так не сдастся. А вдруг они замирятся с Екатериной или вообще возьмут Москву. Что тогда? Что я скажу Асташеву, когда он спросит у меня, где его любимая жена, старший сын и учитель французского? Если падет Тобольск, я тебя, Ивана и эту смазливую Машку отпущу на все четыре стороны. Но не раньше.
– Смотри, Азиза. Кабы не просчиталась. Скорее императрица замирится с турками, чем с Ордой. Тогда поздно будет, – предупредил ее я и перевернулся на другой бок.
Больше мне не хотелось ее любви.
* * *
В десять часов утра к Министерству энергетики на Старую площадь подъехал бронированный 600‑й «мерседес». Из него в сопровождении двух охранников вылез невысокий, почти лысый человек в длинном кожаном плаще и с тугим саквояжем в руках.
У него был постоянный пропуск в министерство. Он сдал в гардеробе плащ и поднялся на лифте, в приемную министра. Назвав свою фамилию секретарю, он был незамедлительно пропущен в кабинет к большому чиновнику. Там его уже ожидали сам министр и интересная женщина средних лет. Не говоря ни слова, видно, опасаясь прослушки, лысый стал выкладывать на стол бумаги. Платежное поручение на личный счет в швейцарском банке на десять миллионов долларов. Облигации Федеральной резервной системы США на предъявителя, также на десять миллионов долларов. Акции ведущих российских нефтяных компаний – «голубых фишек» – на пять миллионов долларов. Еще пять миллионов долларов наличными в стодолларовых купюрах он передал вместе с саквояжем женщине. Затем по знаку министра взял с его стола папку с бумагами. Поклонился присутствующим и исчез.
Оркестр уже заиграл «Прощание славянки», а матери все не было. Алексей, надеясь увидеть родное лицо, буквально прожигал глазами толпу провожающих: чужих родителей, братьев, сестер, друзей, любимых девушек. Но все напрасно. Она не приехала.
Он знал, что в военкомат она не успеет. Она предупредила его об этом заранее, сославшись на неотложное дело. Но на вокзал она обещала…
Раздалась команда старшего офицера: «По вагонам!» Бритые призывники вырывались из рук заплаканных матерей и своих девчат. А ему не от кого было вырываться. Уже последние пацаны запрыгнули в вагон. Уже вот-вот тронется поезд. А он все стоял на перроне и ждал. Слезы готовы были политься из глаз, но он удерживал их невероятным усилием воли. И когда состав уже тронулся, он последним запрыгнул на подножку своего вагона и долго еще вглядывался в исчезающий перрон. Но так ее и не увидел.
