Орда - Дмитрий Викторович Барчук

© Д. В. Барчук, 2002

Да, скифы – мы.

Да, азиаты – мы.

С раскосыми и Жадными очами.

Александр Блок

Rusia – 1,103,485 square miles.

Capital citi – Peterburg.

Tartary Moscovite – 3,050,000 square miles.

Capital citi – Toboljky.

Британская энциклопедия. Том 2. Эдинбург, 1771 год

Предать все случившееся забвению и глубокому умол чанию…

Из указа Сената Российской империи 1775 года

Батюшка Петр Андреич! – шептал Савельич, стоя за мной и толкая меня. – Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод… (тьфу!) поцелуй у него ручку.

Александр Пушкин. Капитанская дочка

«Господи, неужели все?! – мое сознание отказывалось принимать мысль о кончине бренного тела. – Через считанные мгновения я так Же, как капитан и поручик. Буду болтаться на веревке. И все закончится. Не будет ни этого неба, ни воздуха, ничего не будет. И я никогда не увижу ни милой Марьи Ивановны, ни маменьки… Я, которого все так любили и баловали! Этот родной, дорогой я может вот так запросто взять и умереть? Нет!!! Я должен жить! Я буду жить! Дышать, любить, радоваться. Еще хотя бы час. Еще один денек. А потом будь что будет…»

Ноги сами подломились подо мной, и я упал на колени на тронутую первыми осенними заморозками землю перед самозванцем, а губы сами потянулись к его холеной руке, унизанной перстнями. То ли от пережитых волнений, то ли от блеска разбойничьих бриллиантов на глазах у меня навернулись слезы.

Это неуместное в моем положении слабоволие заметил и самозванец:

– Его благородие, знать, одурел от радости. Подымите его.

Меня тут же схватили под руки два бородатых казака и втолкнули в толпу гарнизонных солдат, таких же изменников, как и я. Потом нас заперли в конюшне, а вечером, когда совсем уже стемнело, стали по одному вызывать на допрос.

Меня привели в дом отца Герасима, где главари бунтовщиков остановились на постой. В горнице за длинным столом, уставленным разными яствами (при виде еды у меня снова помутилось в глазах, и я почувствовал ужасный приступ голода), сидели четверо. Тот, который выдавал себя за царя, расположился во главе стола. Сейчас я его разглядел лучше. Густые черные волосы с редкой серебряной проседью свисали почти до плеч, но не выглядели растрепанными, ибо были тщательно расчесаны с пробором посередине. Они не скрывали большого и высокого лба. Брови у него были густые и у переносицы почти срослись. Впалые щеки, нос с горбинкой, раздвоенный подбородок, узкие губы под пышными постриженными усами и большие, слегка раскосые глаза с черными зрачками, в которых отражались всполохи свечей, характеризовали его как человека волевого и энергичного. Мерцание огня придавало ему даже какой-то мистический, демонический вид. По правую руку от самозванца сидел молодой башкирец лет двадцати от роду с безусым лицом. Несмотря на жар, исходивший от печи, на плечах его красовалась бурка из белой овчины. Слева смачно хрустел квашеной капустой русоволосый бородач с красным и потным от выпитого вина лицом. А спиной ко мне сидел мой старый знакомец – отец Герасим. Когда подо мной скрипнула половица, возвестив собранию о прибытии новой жертвы, батюшка повернулся и его лицо расползлось в елейной улыбке: