В этот раз я не забыла ни про Библию, ни про молитву.
На обратном пути собрала немного цветов шиповника, росшего вдоль дороги, и дома, поставив их в вазу, отнесла ему в комнату. Цветки яблони завяли и осыпались. Он не может их видеть, конечно. Я снова сделала это для себя.
Потом я села у кровати и, как могла, посчитала частоту дыхания. Перепроверила три раза, и вроде бы получается, что она упала с пятидесяти до примерно тридцати. Кажется, и дыхание стало чуточку глубже.
Не знаю, хороший ли это признак, но вдруг?
Поиграла еще полчаса на пианино; надеюсь, музыка долетает туда, где он сейчас находится.
7 июня
Ему определенно лучше.
Он по-прежнему не просыпается, но частота дыхания упала до 18 раз в минуту – почти норма, – а цвет лица стал из голубого белым. Он и выглядит лучше. Я еще не мерила температуру, но могу сказать, потрогав его лоб и свой: она все еще высокая, но уже не такая, как была.
Воспользовавшись этим улучшением (которое может быть, насколько я понимаю, всего лишь временным), я заменила ему простыню, одеяла, наволочки и пижаму. Чтобы заменить простыню, пришлось перекатить его с одного края кровати на другой (нас так учили в курсе гигиены), я старалась сделать это очень бережно. Кажется, ему не повредило, даже никак не отразилось на дыхании.
В общем, это была, конечно, грязная работа. Предстоит большая стирка, и я теперь понимаю, что не создана быть медсестрой или сиделкой. Одно время я подумывала об этом – издалека профессия медсестры казалась хорошей: помогать людям, нуждающимся в помощи, да еще и получать за это деньги. Но в итоге я остановилась на преподавании: тоже, в каком-то смысле, помощь людям.
Все никак не привыкну к мысли, даже после столь долгого времени, что я уже не стану никем, что у меня не будет профессии и что никуда я не поеду и ничем не буду заниматься, кроме того, что приходится делать здесь. Работу учительницы я выбрала потому, что мечтала преподавать английский язык и литературу. Я люблю книги и чтение больше всего остального. Мой план был, занимаясь с детьми, одновременно учиться самой, прослушать курсы литературы и, возможно, писательского мастерства.
Это теперь в прошлом; больше нет никаких школ, некого учить. Я все понимаю, но не могу перестать думать об этом. Другой частью моего плана было жить дома, экономя деньги, и потратить всю зарплату первого года на книги. У меня их так мало, что я перечитывала каждую раз по двадцать, а то и больше.
