Однако меня беспокоило не только, выживет ли он, но и то, что случилось в лаборатории – что, как я услышала, случилось в лаборатории, – ибо я слышала все четко и ясно, словно на магнитофонной записи. И именно потому мне нужно было привести мысли в порядок.
Фаро заглотил свой завтрак и догнал меня, мы пошли в церковь вместе. Только я вспомнила, что забыла Библию и задумалась, не вернуться ли за нею, как заметила, что пес сделал стойку и стал подкрадываться к алтарю. Я ничего там не видела, и от этого мне стало жутко – в полной тишине я на секунду подумала, будто пес делал стойку на духа или ангела.
Я скомандовала ему лежать смирно, а сама опасливо пошла вперед. Вот оно что: маленький взъерошенный комочек черных перьев – вороненок, не крупнее воробушка, сквозь пух только-только начали пробиваться перья, которым предстояло стать крыльями и хвостом. Он запорхал от меня, но оторваться от пола не мог. Откуда он взялся? И как попал туда? Я взглянула вверх, в квадратную полость колокольни, высокую, словно купол настоящей церкви. Под самой крышей была деревянная крестовина, на которую когда-то предполагалось повесить колокол. На одной из балок, сразу под свесом крыши (там, где я заметила несколько отошедших досок), громоздилась неряшливая куча веток, листьев и соломы – гнездо. Очевидно, птенец выпал из него.
Я глядела на него, а он – на меня, маленькими живыми черными глазками. Шаг за шагом я подходила к нему ближе, он отступал, пока не уперся в стену за алтарем, где сдался и просто сел.
Конечно, мне и раньше попадались птенцы. Папа всегда говорил нам, и мы так и делали, что птенчиков нужно оставить в покое, чтобы дать родителям, наблюдающим за ними с соседних деревьев, возможность подлететь к отпрыскам и спасти их. Он был прав, именно так всегда и бывало. Но я сомневалась, что взрослые вороны отважатся спуститься в церковь, да и что они вообще сообразят, куда упал птенец.
Поэтому я подобрала его, как можно бережнее держа обеими руками. Он не упирался, а доверчиво затих. Было соблазнительно взять его домой и выкормить, но я убедила себя, что у меня и так полно хлопот, чтобы еще заводить питомца. Кроме того, как только я вынесла его наружу, послышались хриплые крики – две черные птицы суетливо закружили над моей головой. Одна из них присела на колокольню, подтвердив, что это родители птенца, увидевшие, кого я держу в руках. Я посадила малыша на травку, где они точно не потеряли бы его, и, отойдя немного назад (отозвав Фаро – он принимал самое горячее участие во всей операции), увидела, что родители сразу слетели к нему. Никогда не слышала, чтобы вороны гнездились на колокольнях, наверное, они изменили привычки, когда не стало других птиц.
