. Словно, напечатанное в журнале, оно станет правдой.
Внезапно Вес оборачивается, прерывая мой убойный массаж. Я до странного сильно расстроен. Мне нравилось притрагиваться к нему, и — я знаю — ему это тоже нравилось, но его лицо вновь становится непроницаемым. Как утром.
Я открываю рот. Потом закрываю. Нет, к этому разговору я по-прежнему не готов.
И Вес, очевидно, тоже.
— Пошли что-нибудь перекусим, — предлагает он.
Я мнусь, потом трясу головой.
— Ты иди, а я, наверное, немного вздремну. Что-то… устал после игры.
Паршивая отговорка, и я знаю, что Вес видит меня насквозь. Но он только кивает.
— Конечно. Ну, увидимся.
Секундой позже его уже нет.
В итоге я не иду обедать, а примерно час бесцельно шатаюсь по городу, после чего усаживаю свою задницу на скамейке в парке и смотрю на прогуливающихся людей.
Каннинг перепугался. Чтобы знать это, не надо быть телепатом. Но блядь, как же хочется по-настоящему залезть в его мысли, чтобы узнать, насколько непоправимый вред я нанес нашей дружбе.
И нанес ли вообще. Я и этого толком не знаю. С одной стороны, вероятно, да, я опять потерял его. Но с другой… чувак, он только что сделал тебе массаж. А значит, мы все еще друзья, верно? Вот только… разве друзья разминают друг другу спины? Как-то раз у меня свело шею, и я попросил Касселя немного помять ее, так он чуть не обоссался от смеха.
Кстати о Касселе. У меня в телефоне — два сообщения от него, которые пришли на неделе, но я был так занят погружением в рутину Лейк-Плэсида, что все забывал ответить.
Я наскоро набираю ответ: Лагерь ок. Есть пара реальных талантов. Как сестра? Завел друзей среди лобстеров? Я хихикаю. Кассель проводит лето в Мэне, обслуживает столики в рыбном ресторанчике своей старшей сестры.
Он отвечает неожиданно быстро: Тут все ок. Сестра передает привет.
Долгая пауза, затем приходит еще одно сообщение: Порвал с Эм.
Сидя на скамейке, я испускаю радостный вопль. Ну наконец-то. Давно пора. Событие слишком важное, чтобы обсуждать его через смс, и потому я звоню ему.
Он отвечает после первого же гудка.
— Йоу, — слышит мое ухо знакомый голос.
— И как она это восприняла? — спрашиваю я сходу.
— Как и следовало ожидать.
— В смысле, разоралась и надавала тебе пощечин?
На том конце линии раздается тяжелый вздох.
— Почти. Обвинила меня в том, будто я четыре года вешал ей лапшу на уши. А после того, как я напомнил, что мы встречаемся всего год, обозвала меня бесчувственным уебком и хлопнула дверью.
